Он первый, говорят, дал название понятию «надлежащее» и написал об этом книгу. Он же переписал стихи Гесиода следующим образом:
Тот наилучший меж всеми, кто доброму верит совету;
Также хорош тот, кто сам умеет умом пораскинуть
[558].
В самом деле, говорил он: кто умеет хорошо выслушать совет и воспользоваться им, более достоин похвалы, чем тот, кто все соображает сам: последний хорош только пониманием, а первый, умеющий слушать, – еще и поведением.
На вопрос, почему он такой суровый, а за попойкой распускается, он ответил: «Волчьи бобы тоже горькие
[559], а как размокнут, становятся сладкими». Действительно, на таких пирушках он давал себе волю, что подтверждает и Гекатон во II книге «Изречений». Лучше, чтобы заплетались ноги, чем язык, говорил он. Добро – не мелочь, а достигается по мелочам. (Впрочем, другие приписывают эти слова Сократу
[560].)
Был он закален и неприхотлив, пищу ел сырую, а плащ носил тонкий. За это и сказано о нем:
Ни ледяная зима, ни льющийся дождь бесконечный
Не укрощают его, ни зной, ни жало болезней,
Ни многолюдные праздники духа его не расслабят:
Ночью и днем прилежит он душой к обретению знанья.
И даже комические поэты, сами того не замечая, в своих насмешках произносят ему похвалу. Так, Филемон говорит в драме «Философы»:
Сухая смоква, корка да глоток воды —
Вот философия его новейшая;
И мчат ученики учиться голоду.
Впрочем, другие приписывают эти стихи Посидиппу. К этому времени Зенон почти вошел уже в пословицу – о нем говорилось:
Философа Зенона быть воздержнее.
Во всяком случае у Посидиппа в «Перевезенцах» сказано:
…десять дней, казалося,
Он самого Зенона был воздержнее.
И в самом деле, он всех превосходил и этой добродетелью, и достоинством, и, право же, счастьем: ведь прожил он 98 лет
[561] и умер безболезненно, в полном здоровье. Правда, Персей в «Уроках этики» пишет, будто умер он в 72 года, а в Афины приехал 22 лет; но Аполлоний говорит, что только во главе школы он стоял 58 лет.
Умер он так: уходя с занятий, он споткнулся и сломал себе палец; тут же, постучав рукой оземь, он сказал строчку из «Ниобы»:
Иду, иду я: зачем зовешь?
[562] —
и умер на месте, задержав дыхание. Афиняне погребли его на Керамике и почтили вышеприведенными постановлениями, подтвердив этим его добродетель. Антипатр Сидонский сочинил о нем такие стихи:
Здесь почивает Зенон, китиец, достигший Олимпа,
Он никогда не хотел Оссой венчать Пелион,
Он не пытался свершать двенадцать свершений
Геракла, —
Здравая мера ему путь проложила до звезд
[563].
А стоик Зенодот, ученик Диогена, написал так:
Самодовлением тверд, величав седыми бровями,
Ты, о Зенон, отстранил праздных богатств суету,
Слово мужа глася, увлек ты умом прозорливым
Тех, кто страха не знал, духом к свободе стремясь,
Из финикиян ты был, – что нужды? Оттуда же родом
Кадм, открывший для нас таинство писчих
А общие стихи обо всех стоиках написал Афиней, сочинитель эпиграммы:
О знатоки стоических правд! О вы, что храните
В ваших священных столбцах лучший завет мудрецов!
Вы говорите: единое благо души – добродетель,
Ею сильны города, ею живет человек.
А услаждение плоти, для многих – предельная радость,
Есть лишь малый удел только единой из Муз
[565].
А о том, как умер Зенон, рассказали и мы в нашей книге «Все размеры» такими стихами:
Так говорят: китиец Зенон, утомленный годами,
Мукам конец положил, отринув пищу;
Или же так он сказал, ударивши оземь рукою:
«Сам иду я к тебе – зачем зовешь ты?»
[566]Действительно, есть и такой рассказ о его кончине; однако о том, как он умер, сказано уже достаточно.
Деметрий Магнесийский в «Соименниках» пишет, что отец его Мнасей часто бывал по торговым делам в Афинах и оттуда привез много сократических книг для Зенона, еще когда тот был мальчиком; из них он набрался разума еще на родине и потому-то, приехав в Афины, примкнул к Кратету. Это он, по-видимому, дал определение конечной цели, тогда как другие в своих высказываниях колебались. Говорят, как Сократ обычно говорил: «Клянусь собакою!», так и он говорил: «Клянусь каперсом!» Некоторые, в том числе скептик Кассий, предъявляют Зенону много обвинений. Во-первых, говорят они, в начале «Государства» он объявил бесполезным весь общий круг знаний. Во-вторых, всех, кто не взыскует добродетели, он обзывает врагами, ненавистниками, рабами и чужаками друг другу, будь это даже родители и дети, братья или домочадцы. Далее, в «Государстве» он числит гражданами, друзьями, домочадцами и свободными людьми только взыскующих добродетели; поэтому-то для стоиков родители и дети – враги, ибо они не мудрецы. В том же «Государстве» он утверждает общность жен, а на 200-й строке
[567] запрещает строить в городах храмы, суды и училища; и о деньгах пишет так: «Денег не следует заводить ни для обмена, ни для поездок в чужие края». А одежду велит носить мужчинам и женщинам одну и ту же, и чтобы ни одна часть тела не была прикрыта полностью. Это «Государство» – подлинное сочинение Зенона, об этом свидетельствует Хрисипп в книге «О государстве». Писал он и о любви – в начале книги под заглавием «Учебник любви», а также довольно много и в «Беседах». Суждения такого рода можно найти не только у Кассия, но и у ритора Исидора Пергамского; этот еще добавляет, будто те места из книг Зенона, которые казались стоикам неудачными, были вырезаны стоиком Афинодором, хранителем пергамской библиотеки, но потом восстановлены, когда Афинодора уличили и ему пришлось плохо. Но о подложных местах сказано достаточно.
