– Что мы получим, если выиграем? – кричит кто-то.
– Непохоже на вопрос настоящего лихача. – Четыре выгибает бровь. – Победа – награда сама по себе.
– Мы с Четыре будем капитанами ваших команд, – сообщает Эрик и глядит на Четыре. – Давай сначала поделим переходников?
Я откидываю голову назад. Если они нас выбирают, меня выберут последней; я чувствую это.
– Ты первый, – говорит Четыре.
Эрик пожимает плечами.
– Эдвард.
Четыре прислоняется к дверному косяку и кивает. Его глаза сверкают в лунном свете. Он окидывает группу переходников безразличным взглядом и произносит:
– Я хочу Сухаря.
Вагон наполняют скрытые смешки. Мои щеки заливаются краской. Что мне делать: злиться на тех, кто смеется надо мной, или радоваться, что он выбрал меня первой?
– Хочешь что-то доказать? – спрашивает Эрик со своей фирменной ухмылкой. – Или просто выбираешь слабаков, чтобы было кого винить в случае поражения?
Четыре пожимает плечами.
– Что-то вроде того.
Злость. Я должна испытывать злость. Я хмурюсь, глядя на свои руки. В чем бы ни заключалась стратегия Четыре, она основана на представлении, что я слабее других неофитов. Во рту появляется горький привкус. Я должна доказать, что он ошибается… должна.
– Твоя очередь, – произносит Четыре.
– Питер.
– Кристина.
Новый поворот в его стратегии. Кристина – не из самых слабых. Что именно он делает?
– Молли.
– Уилл. – Четыре покусывает ноготь.
– Ал.
– Дрю.
– Последняя – Майра. Выходит, она со мной, – говорит Эрик. – Следующие – неофиты-лихачи.
Я перестаю слушать, как только с нами покончено. Если Четыре не пытается ничего доказать, выбирая слабейших, что же он делает? Я смотрю на тех, кого он выбирает. Что между нами общего?
Примерно на середине списка неофитов-лихачей мне приходит в голову идея. За исключением Уилла и еще пары человек, у нас у всех одинаковое телосложение: узкие плечи, хрупкий костяк. Все члены команды Эрика широкоплечие и сильные. Не далее как вчера Четыре говорил, что я быстрая. Мы все будем быстрее, чем команда Эрика, что, вероятно, хорошо для захвата флага – я прежде не играла, но знаю, что это в большей степени игра скорости, чем грубой силы. Я прикрываю улыбку ладонью. Эрик более жестокий, чем Четыре, зато Четыре умнее.
Они заканчивают выбирать команды, и Эрик ухмыляется Четыре.
– Твоя команда может сойти второй, – предлагает Эрик.
– Обойдусь без одолжений, – отвечает Четыре и чуть улыбается. – Ты же знаешь, я выиграю и без них.
– Нет, я знаю, что ты проиграешь, когда бы ни сошел. – Эрик на мгновение прикусывает одно из колечек в губе. – Что ж, забирай свою хилую команду и слезай первым.
Мы встаем. Ал печально глядит на меня, и я улыбаюсь в ответ, хотелось бы верить, что ободрительно. Раз уж кому-то из нашей четверки пришлось оказаться в одной команде с Эриком, Питером и Молли, хорошо, что это именно он. Обычно они оставляют его в покое.
Поезд готовится к спуску. Я полна решимости приземлиться на ноги.
Перед самым прыжком кто-то толкает меня в плечо, и я едва не вываливаюсь из вагона. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это – Молли, Дрю или Питер. Какая разница? Прежде чем они повторяют попытку, я прыгаю. На этот раз я готова к импульсу, который придает поезд, и пробегаю несколько шагов, чтобы рассеять его, но удерживаюсь на ногах. Меня окатывает жаркая волна удовольствия, и я улыбаюсь. Это скромное достижение, но оно позволяет мне чувствовать себя лихачкой.
Неофитка-лихачка касается плеча Четыре и спрашивает:
– Когда ваша команда выиграла, куда вы спрятали флаг?
– Если я тебе скажу, это будет неспортивно, Марлин, – холодно отвечает он.
– Да ладно, Четыре, – ноет она.
Она кокетливо улыбается ему. Он смахивает ее руку с плеча, и почему-то мои губы расплываются в улыбке.
– Военно-морской пирс! – кричит ей неофит-лихач.
Высокий, с коричневой кожей и темными глазами.
Красивый.
– Мой брат был в команде победителей. Они спрятали флаг в карусели.
– Ну так идем туда, – предлагает Уилл.
Никто не возражает, и мы идем на восток, к болоту, которое когда-то давно было озером. В детстве я пыталась вообразить, как оно выглядело прежде, без ограды, вделанной в грязь для защиты города. Но очень трудно представить столько воды в одном месте.
– Кажется, мы рядом со штаб-квартирой Эрудиции? – Кристина толкает Уилла плечом.
– Да. Она к югу отсюда, – отвечает он.
Уилл оборачивается, и на мгновение его лицо становится тоскливым. Затем это проходит.
Я меньше чем в миле от своего брата. Прошла неделя с тех пор, как мы в последний раз были так близко. Я чуть трясу головой, чтобы выкинуть из нее эту мысль. Нельзя думать о брате сегодня, когда я должна сосредоточиться на том, чтобы преодолеть первую ступень. Мне вообще нельзя пока о нем думать.
Мы переходим через мост. Мосты нужны до сих пор, поскольку грязь между ними слишком мокрая, чтобы по ней ходить. Интересно, сколько лет минуло с тех пор, как высохла река?
За мостом город меняется. За нашими спинами большинство зданий использовались, а если и нет, не выглядели заброшенными. Впереди расстилается море крошащегося бетона и разбитого стекла. Тишина в этой части города стоит жуткая, словно в ночном кошмаре. Трудно разглядеть, куда я иду, поскольку перевалило за полночь и все городские огни погасли.
Марлин достает фонарик и светит на улицу перед нами.
– Боишься темноты, Мар? – поддразнивает ее темноглазый неофит-лихач.
– Хочешь наступить на битое стекло, Юрайя, – ради бога, – отрезает она, но все равно выключает фонарик.
Я уже поняла, что часть кредо лихачей – усложнять себе жизнь, чтобы быть независимыми. Нет ничего особенно мужественного в том, чтобы бродить по темным улицам без фонарика, но мы не должны нуждаться в помощи, даже помощи света. Мы должны справляться с чем угодно.
Мне это нравится. Ведь может наступить день, когда не будет фонарика, не будет пистолета, не будет руководителя. И я хочу быть готовой к нему.
Здания заканчиваются перед самым болотом. Полоска земли вдается в болото, и из него вырастает гигантское белое колесо с десятками красных кабинок, висящих через равные промежутки. Чертово колесо.
– Ты только подумай! Люди катались на этой штуке. Развлечения ради. – Уилл качает головой.
– Наверное, они были лихачами, – говорю я.
– Да, но никудышными лихачами. – Кристина смеется. – На чертовом колесе лихачей не должно быть кабинок. Держись покрепче, и попутного ветра!
