Я берусь двумя пальцами за переносицу. Драить пол в отсутствие других желающих – поступок в духе моей матери. Если я не могу быть с ней, по крайней мере, я могу время от времени вести себя, как она.
Я слышу чье-то приближение, гулкие шаги по каменному полу, и опускаю взгляд на свою обувь. Неделю назад я сменила серые кроссовки на черные, но серые ботинки все еще лежат в недрах одного из моих ящиков. Я не в силах их выбросить, хотя знаю, что глупо питать привязанность к кроссовкам, как будто они могут отнести меня домой.
– Трис?
Я поднимаю глаза. Передо мной останавливается Юрайя. Он машет неофитам-лихачам, с которыми шел. Они переглядываются, но идут дальше.
– Все в порядке? – спрашивает он.
– У меня была трудная ночь.
– Да, я слышал о том парне, Эдварде.
Юрайя смотрит вдоль коридора. Неофиты-лихачи исчезают за поворотом. Затем он чуть усмехается.
– Хочешь выбраться отсюда?
– Что? – переспрашиваю я. – Куда вы идете?
– На скромный ритуал инициации, – отвечает он. – Идем. Надо поторопиться.
Я быстро взвешиваю варианты. Можно остаться здесь. Или выбраться из лагеря Лихости.
Я рывком поднимаюсь и бегу рядом с Юрайей, чтобы догнать неофитов-лихачей.
– Обычно разрешают приходить только тем неофитам, у кого есть старшие братья и сестры среди лихачей, – добавляет он. – Но тебя могут не заметить. Просто веди себя непринужденно.
– Что именно мы делаем?
– Кое-что опасное.
В его глазах появляется блеск, который можно описать только как манию Лихости, но вместо того, чтобы в ужасе отшатнуться, как я могла бы поступить несколько недель назад, я перенимаю его, как будто это заразно. Свинцовая тяжесть в груди сменяется возбуждением. Догнав неофитов-лихачей, мы замедляем шаг.
– А Сухарь что здесь делает? – спрашивает парень с металлическим кольцом в носовой перегородке.
– Она только что видела, как тому парню выкололи глаз, Гэб, – отвечает Юрайя. – Полегче с ней, ладно?
Гэб пожимает плечами и отворачивается. Больше никто ничего не говорит, хотя я ловлю на себе несколько изучающих косых взглядов. Неофиты-лихачи – как будто стая собак. Если я поведу себя неправильно, мне не позволят бежать рядом с ними. Но пока что я в безопасности.
Мы снова заворачиваем за угол, и в конце следующего коридора стоит группа членов фракции. Их слишком много, чтобы все они были родственниками неофитов-лихачей, но в некоторых лицах я замечаю определенное сходство.
– Идем, – говорит один из лихачей.
Он поворачивается и ныряет в темный дверной проем. Остальные члены фракции следуют за ним, а мы – за ними. Я держусь за Юрайей, шагаю в темноту и ударяюсь ногой о ступеньку. Мне удается не упасть и приступить к подъему.
– Черная лестница, – почти бормочет Юрайя. – Обычно заперта.
Я киваю, хотя он меня не видит, и поднимаюсь по лестнице. Когда ступени заканчиваются, появляется открытая дверь, сквозь которую падает дневной свет. Мы выходим из-под земли в нескольких сотнях ярдов от стеклянного здания над Ямой, недалеко от железнодорожных рельсов.
Такое ощущение, будто я это делала уже тысячу раз. Я слышу гудок поезда. Чувствую, как дрожит земля. Вижу фонарь на переднем вагоне. Тяну себя за пальцы и подпрыгиваю на цыпочках.
Мы единой группой бежим рядом с вагоном, и члены фракции и неофиты наравне забираются волнами в вагон. Юрайя запрыгивает прежде меня, и люди сзади напирают. Я не могу позволить себе ошибиться; я бросаюсь в сторону, цепляюсь за ручку на стенке вагона и подтягиваюсь внутрь. Юрайя хватает меня за плечо, чтобы поддержать.
Поезд набирает скорость. Мы с Юрайей сидим у стены.
Я перекрикиваю ветер:
– Куда мы едем?
Юрайя пожимает плечами.
– Зик мне не сказал.
– Зик?
– Мой старший брат.
Он указывает через вагон на парня, который сидит в дверном проеме, свесив ноги. Он худенький и невысокий и совсем не похож на Юрайю, не считая цвета кожи.
– Вы не должны знать. Это испортит сюрприз! – кричит девушка слева и протягивает руку. – Меня зовут Шона.
Я встряхиваю ее руку, но держу недостаточно крепко и выпускаю слишком рано. Сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся улучшить свое рукопожатие. Кажется таким неестественным держаться за руки с незнакомцами!
– Меня… – начинаю я.
– Я знаю, кто ты, – перебивает она. – Ты – Сухарь. Четыре говорил о тебе.
Надеюсь, краска на моих щеках незаметна.
– Да? И что он сказал?
Она ухмыляется.
– Сказал, что ты была Сухарем. А почему ты спрашиваешь?
– Если мой инструктор говорит обо мне, – как можно тверже отвечаю я, – хотелось бы знать, что именно.
Надеюсь, мне удалось солгать убедительно.
– Кстати, он здесь будет?
– Нет. Он больше здесь не бывает, – отвечает она. – Наверное, ему неинтересно. Его трудно напугать, знаешь ли.
Его не будет. Воздушный шарик внутри меня сдувается. Я не обращаю внимания и киваю. Я знаю, что Четыре не трус. Но знаю и то, что он боится по крайней мере одного – высоты. Вероятно, нам предстоит что-то делать на верхотуре, если он увильнул. Очевидно, она об этом не знает, раз говорит о нем с такой почтительностью в голосе.
– Ты хорошо его знаешь? – спрашиваю я.
Я всегда была слишком любопытна.
– Все знают Четыре, – отвечает она. – Мы вместе были неофитами. Я плохо дралась, и он учил меня по ночам, когда все засыпали.
Она чешет в затылке, внезапно посерьезнев.
– Очень мило с его стороны.
Она поднимается и встает за членами фракции, сидящими в дверях. Через мгновение серьезное выражение исчезает с ее лица, но я все еще взволнована ее словами, наполовину смущенная мыслью о том, что Четыре может быть «милым», наполовину охваченная желанием ударить ее без малейшего повода.
– Пора! – кричит Шона.
Поезд не замедляет ход, но она выпрыгивает из вагона. Остальные члены фракции следуют за ней, поток одетых в черное, покрытых пирсингом людей немногим старше меня. Я стою в дверях рядом с Юрайей. Поезд мчится намного быстрее, чем мне когда-либо доводилось прыгать, но я не могу струсить сейчас, перед членами фракции. И я прыгаю, больно ударившись о землю и пробежав несколько шагов, прежде чем восстановить равновесие.
Мы с Юрайей догоняем членов фракции, как и остальные неофиты, которые почти не обращают на меня внимания.
По пути я осматриваюсь. «Втулка» за спиной, черный силуэт на фоне облаков, но здания вокруг темные и притихшие. Значит, мы на север от моста, в заброшенной части города.
