Мой худший страх – что родные умрут, и я буду в этом виновата.
– Давай. – Она становится настойчивее. – Давай, или я тебя убью.
Я смотрю на Калеба. Он кивает, его брови сочувственно сведены.
– Не сомневайся, Трис, – мягко говорит он. – Я все понимаю. Ничего не поделаешь.
Мои глаза горят.
– Нет.
Горло перехватывает так, что больно говорить. Я качаю головой.
– Даю тебе десять секунд! – кричит женщина. – Десять! Девять!
Я перевожу взгляд с брата на отца. В последний раз, когда я его видела, он взглянул на меня с презрением, но сейчас его глаза широко распахнуты и ласковы. Я никогда не видела его таким в реальной жизни.
– Трис, – произносит он. – У тебя нет выбора.
– Восемь!
– Трис. – Мать улыбается.
У нее славная улыбка.
– Мы любим тебя.
– Семь!
– Заткнись! – Я поднимаю пистолет. Я могу это сделать. Могу застрелить их. Они поймут. Они сами об этом просят. Они не захотели бы, чтобы я принесла себя в жертву. Они даже не настоящие. Это всего лишь симуляция.
– Шесть!
Это неправда. Это ничего не значит. Добрые глаза брата словно сверлят две дыры в моей голове. От пота пистолет становится скользким.
– Пять!
У меня нет выбора. Я закрываю глаза. Подумать. Я должна подумать. В напряженной обстановке на мой пульс влияет только одно: угроза моей жизни.
– Четыре! Три!
Что мне говорил Тобиас? «Самоотверженность и храбрость не так уж далеки друг от друга».
– Два!
Я убираю палец со спуска и роняю пистолет. Прежде чем утратить хладнокровие, я поворачиваюсь и прижимаюсь лбом к дулу пистолета.
«Застрели меня вместо них».
– Один!
Я слышу щелчок и выстрел.
Глава 31
Загорается свет. Дрожа, я стою одна в пустой комнате с бетонными стенами. Я падаю на колени, обхватив себя руками. Когда я вошла, холодно не было, но сейчас меня знобит. Я потираю руки, чтобы избавиться от мурашек.
Я никогда раньше не испытывала подобного облегчения. Все мышцы моего тела расслабляются одновременно, и я снова дышу полной грудью. Не могу представить, как прохожу через свой пейзаж страха в свободное время, подобно Тобиасу. Раньше это казалось мне отвагой, но теперь больше напоминает мазохизм.
Дверь открывается, и я встаю. Макс, Эрик, Тобиас и несколько незнакомых человек по очереди входят в комнату и небольшой толпой встают передо мной. Тобиас улыбается мне.
– Поздравляю, Трис, – произносит Эрик. – Ты успешно завершила последнее испытание.
Я пытаюсь улыбнуться. Не получается. Не могу прогнать воспоминание о пистолете, приставленном к голове. Я все еще чувствую его дуло между бровей.
– Спасибо, – благодарю я.
– Есть еще кое-что, прежде чем ты пойдешь готовиться к приветственному банкету. – Он жестом подзывает к себе одного из незнакомцев.
Женщина с синими волосами протягивает ему маленький черный ящик. Он открывает его и достает шприц и длинную иглу.
При виде них я напрягаюсь. Оранжево-коричневая жидкость в шприце напоминает ту, которую нам впрыскивали перед симуляциями. А с ними должно быть покончено.
– По крайней мере, ты не боишься уколов, – замечает он. – Я впрысну тебе маячок, который активируется, только если тебя сочтут пропавшей. Обычная предосторожность.
– И часто люди пропадают? – хмурюсь я.
– Нечасто, – ухмыляется Эрик. – Это новая разработка, любезность Эрудиции. В течение дня мы обработали всех лихачей, и, полагаю, остальные фракции очень скоро последуют нашему примеру.
У меня сводит живот. Я не могу позволить ему что-либо впрыскивать, особенно нечто, разработанное эрудитами… возможно, даже Жанин. Но и отказаться я не могу. Если я откажусь, он вновь подвергнет сомнению мою лояльность.
– Хорошо, – с трудом говорю я.
Эрик направляется ко мне с иглой и шприцем в руке. Я убираю волосы с шеи и наклоняю голову набок. Я смотрю в сторону, пока Эрик протирает мою шею антисептической салфеткой и вводит иглу под кожу. По шее разливается боль, резкая, но мимолетная. Он убирает иглу в ящик и налепляет на место укола пластырь.
– Банкет через два часа, – сообщает он. – На нем будет объявлен твой ранг среди других неофитов, в том числе прирожденных лихачей. Желаю удачи.
Небольшая толпа высыпает из комнаты, но Тобиас задерживается. Он останавливается у двери и манит меня за собой, и я повинуюсь. Стеклянный зал над Ямой кишит лихачами, некоторые ходят по канатам у нас над головами, другие болтают и смеются, сбившись в кучки. Он улыбается мне. Похоже, он ничего не видел.
– Говорят, тебе встретилось всего семь препятствий, – замечает он. – Практически неслыханно.
– Ты… ты не наблюдал за симуляцией?
– Только на экранах. Лидеры Лихости – единственные, кто видит все, – отвечает он. – Похоже, они поражены.
– Ну, семь страхов не так поразительны, как четыре, – возражаю я, – хотя тоже неплохо.
– Я удивлюсь, если ты не получишь первый ранг, – заверяет он.
Мы входим в стеклянный зал. Толпа еще здесь, но поредела после того, как последний неофит – я – закончил испытание.
Люди замечают меня через несколько секунд. Я держусь рядом с Тобиасом, пока на меня показывают пальцами, но не могу идти достаточно быстро, чтобы избежать одобрительных возгласов, хлопков по плечу, поздравлений. Глядя на людей вокруг, я понимаю, какими странными они показались бы моему отцу и брату и какими нормальными кажутся мне, несмотря на множество металлических колечек в лицах и татуировок на плечах, шеях и торсах. Я улыбаюсь им в ответ.
Мы спускаемся по лестнице в Яму.
– У меня есть вопрос. – Я прикусываю губу. – Что тебе рассказали о моем пейзаже страха?
– Вообще-то ничего. А в чем дело?
– Да так, ерунда. – Я ногой отбрасываю камешек с тропинки.
– Ты собираешься вернуться в спальню? – спрашивает он. – Потому что если тебе нужен мир и покой, ты можешь остаться со мной до банкета.
У меня сводит живот.
– Что случилось? – спрашивает он.
Я не хочу возвращаться в спальню и не хочу бояться его.
– Идем, – соглашаюсь я.
Он закрывает за нами дверь и сбрасывает ботинки.
– Хочешь воды?
– Нет, спасибо. – Я держу руки перед собой.
– С тобой все в порядке? – Он касается моей щеки, кладет на нее ладонь, перебирает мои волосы длинными пальцами.
