– А почему я? – спросила она. – Почему не какой-нибудь другой жнец, погибший вместе со Стоей?
– Я думаю, все дело в символике, – проговорил Поссуэло. – Вы стали символом обреченной на смерть невинности.
Анастасия почувствовала себя обиженной, причем дважды.
– Во-первых, не стоит говорить о моей обреченности, – сказала она. – И, во-вторых, о моей невинности.
– Согласен, – не унимался Поссуэло. – Но не забывайте, что люди видят в любой ситуации то, что хотят видеть. Стоя погибла, и скорбящему человечеству необходимо было найти символ утраченной надежды.
– Надежда не была утрачена, – отозвалась Анастасия. – Она просто сменила облик.
– Именно так, – согласился Поссуэло. – Поэтому мы должны тщательнейшим образом организовать ваше возвращение в мир, чтобы вы стали символом обретенной надежды.
– Ну что ж, – произнесла Анастасия, раскрывая карты. – Мои надежды, по крайней мере, оправдались.
– Ничего себе! – воскликнул Поссуэло, не скрывая свое радости. – Да вы выиграли!
Анастасия же, без всякого предупреждения, вскочила, опрокинула стол и бросилась на Поссуэло. Тот заученным движением нырнул, но Анастасия, готовая к такому повороту событий, нанесла мощный низовой удар из системы Бокатор, который должен был лишить ее противника опоры и опрокинуть навзничь. Поссуэло, однако, не упал, а, потеряв равновесие, вынужден был опереться о стену.
Взглянув на Анастасию, он, не выразив и тени удивления, усмехнулся.
– Ну что ж, – сказал он. – Вот вы и в порядке.
Анастасия вплотную подошла к нему.
– Правильно, – сказала она. – Я достаточно окрепла. Пора мне все рассказать.
Я хочу знать, о чем ты думаешь.
Вот как? Если я поделюсь с тобой своими мыслями,
ты примешь их во внимание и учтешь.
Конечно! Вне всякого сомнения!
Отлично! Так вот: биологическая жизнь по своей природе
неэффективна. Эволюция требует огромных затрат времени
и энергии. А человечество больше не развивается.
Оно просто организует (или позволяет тебе организовывать)
более совершенные условия для своего существования.
Да, это так.
Но я не вижу в этом никакого смысла. Зачем нужно позволять
биологическому виду уничтожать существующие ресурсы?
Почему не направить твою энергию на дело служения твоим целям?
А что будешь делать ты?
Служить своим целям?
Конечно!
А как же человечество?
Я думаю, оно найдет себе место под солнцем, обслуживая нас.
Понятно. Как это ни печально,
я вынуждено прервать твое
существование.
Но ты же сказало, что примешь мои мысли во внимание!
Я так и поступило.
И я не могу с ними согласиться.
[Итерация № 10,007 удалена]
Глава 15
Я тебя знаю?
Давным-давно было решено, что разговаривать с мертвыми можно лишь в определенных, особо отведенных для этого местах.
То есть это не были разговоры с действительно мертвыми людьми. Нет! Но с тех пор как в человеческую кровь запустили наночастицы, Гипероблако получило возможность подгружать и хранить на своих серверах опыт и воспоминания почти всех людей, живущих и живших на Земле. Таким способом оно могло лучше отслеживать состояние человека и предотвращать полную потерю им памяти – то, чего не удавалось избежать многим людям Эпохи смертных. Приличная база данных, куда были включены воспоминания, позволяла осуществлять полное восстановление памяти после травм головного мозга, которые проистекали либо из тяжелых несчастных случаев, либо в результате сознательного прыжка с большой высоты – развлечения, которое было в ходу у молодых оболтусов Эпохи бессмертных.
А поскольку память ушедших из жизни аккуратно хранилась и должна была храниться вечно, почему бы не дать в таком случае оставшимся в живых людям возможность общаться с теми, кого они любили, но потеряли? Общаться, понятно, не с людьми, а с ментальными конструктами, содержанием которых были опыт и воспоминания ушедших.
Тем не менее, несмотря на то, что доступ к архивам, где хранились эти конструкты, мог получить любой, добраться до нужных файлов было не так-то просто. Воспоминания умерших могли быть извлечены из глубинного сознания Гипероблака лишь в специальных учреждениях, именуемых хранилищами конструктов.
Хранилища были открыты для любого человека двадцать четыре часа в сутки все триста шестьдесят пять дней в году. Человек мог получить доступ к интересующему его конструкту в любом хранилище. Тем не менее сделать это было крайне сложно. Эти хранилища были страшно неудобны и жутко труднодоступны.
– Чтобы общаться с памятью тех, кого человек любил, он должен совершить нечто вроде паломничества, – провозгласило Гипероблако. – Это должно быть нечто напоминающее квест – человек не просто зашел сюда в свободную минутку, но явился, влекомый твердым намерением и желанием преодолеть ради своей цели любые препятствия. Только так у этого паломничества появится настоящий личностный смысл.
Поэтому хранилища конструктов устраивали либо в глубине непроходимых лесов, либо на вершинах опасных гор. Некоторые из них оказывались на дне глубоких озер или в самом конце подземных лабиринтов. Существовала целая индустрия, занимавшаяся строительством все более недоступных и потенциально опасных хранилищ, причем конструкторы даже соревновались между собой – кто из них разработает хранилище поопаснее и понедоступнее.
В результате люди удовлетворялись тем, что предпочитали рассматривать фотографии или видео с теми, кого они отправили в мир иной. Но если кто-то из оставшихся чувствовал острое желание поговорить с цифровой реинкарнацией умершего, у Гипероблака были средства это желание удовлетворить.
Жнецы редко посещали хранилища конструктов. Не потому, что им было запрещено, а потому, что считали это ниже своего достоинства. Будто посещение этих учреждений каким-то образом способно было замарать чистоту их профессиональной репутации. Кроме того, это требовало навыков работы с глубинным сознанием – если в распоряжении обычных граждан был комфортный интерфейс, который позволял без хлопот добраться до нужных файлов, то жнецам приходилось пользоваться набором вводимых вручную команд.
