Сказав это, он пошевелился и хотел встать, но Ки удержала его за руку. Ларс озадаченно повернулся к ней.
– Но я как раз и не хотела, чтобы вы все видели! – сказала ему Ки. – Помнишь, когда мы ехали с тобой на фургоне, я соврала, будто они разбились из-за коня. Откуда мне было знать про обрядовый напиток и общность чувств! Будь моя воля, никто из вас не узнал бы, что это гарпии их растерзали…
Ларс покачал головой.
– Если бы ты с самого начала сказала нам правду, мы сумели бы это пережить. Мы даже не попросили бы тебя показать, дабы лишний раз не бередить твои раны. Вся беда, Ки, в твоей гордыне. Ты не желаешь ни на кого опереться и поверить, что другие сумеют тебя понять. Можно подумать, ты сомневаешься в том, что здесь тебя любят…
Ки выслушала его упреки, склонив голову. Да и что она могла ему возразить?.. Она влюбилась в Свена и пожелала его. И, чтобы завоевать его, она употребила все средства, которым научили ее семнадцать лет жизни в кочевой кибитке. Будь жив ее отец, Аэтан, не исключено, что он сумел бы отговорить дочь. Но Аэтана не было, и Ки мечтала заполучить Свена. Однако это значило заполучить вместе с ним и его семью с ее сложными и непонятными (с точки зрения Ки) воззрениями на родство. Вдвойне непонятна для Ки была культура этих людей. Она никогда не знала семьи, кроме Аэтана, и обычаев, кроме обычаев ромни, о которых отец время от времени вспоминал. А когда Свен стал ее мужем, они стали жить отдельно. Она увела Свена прочь от семьи, в свою жизнь. И вот результат. Ее невежество и заносчивость больно ранили их всех…
Ларс истолковал ее молчание и опущенный взгляд как разрешение удалиться. Он снова начал вставать, но Ки схватила его за рукав и заставила посмотреть себе прямо в глаза. Она сама рада была бы все это прекратить, тем более что в голове у нее как будто натянули струну от одного виска до другого и эта струна становилась все туже и беспрестанно звенела.
– Ты еще не все мне объяснил, – сказала она. – Я поняла только, что вчера испакостила вам Обряд. Я очень сожалею о том, что причинила вам боль, хотя бы и ненамеренно. Но скажи, каким образом я могла осквернить вашу веру? Совершить святотатство?.. Ты сам говорил, вы все знаете про гарпий. Как они убивают… чем питаются… Я повторяю – я изо всех сил старалась вам этого НЕ ПОКАЗЫВАТЬ! Поверь, отсюда и путаница в картинах, которые вы видели. Я только и делала, что пыталась отвратить себя и вас от этого воспоминания. Неужели ты думаешь, что я по своей воле стала бы переживать все это заново, обряд там или не обряд?..
Ларс немного подумал и медленно покачал головой.
– Наверное, нет, – проговорил он. – И я могу поверить, что ты действительно ничего не знала. Свен и сам до такой степени пренебрегал нашими верованиями, что был в семье едва ли не чужаком. А когда он уехал с тобой, то, видно, и вовсе от них отказался. Они и дома-то для него мало что значили. Он и гарпиям ни разу жертвы не приносил, даже тогда, когда умер отец. Маму это так огорчало…
При упоминании о жертве в зеленых глазах Ки вспыхнули искры. Тем не менее, она упрямо покачала головой:
– Давай, Ларс. Представь, что рассказываешь о своей вере ребенку. Пойми же: я ощущаю какие-то подводные течения, о которых раньше и не подозревала. И недоброе чувство подсказывает мне, что вчера я совершила нечто неописуемое. Говори же, Ларс! Так, будто имеешь дело с человеком, который вообще обо всем первый раз слышит! Тем более что это недалеко от истины…
– Боги! – простонал Ларс. – Чем дальше, тем хуже. Не удивляюсь, что многим померещился злой умысел: кто мог поверить, что бывает на свете подобное незнание!.. Если бы можно было исправить…
– Нельзя, – перебила Ки. – Ничего исправить нельзя. Так помоги хоть мне в полной мере представить, что я такого натворила!
Ларс поскреб широкой пятерней щеку… Когда он поднял голову, солнце высветило юношеский пушок, которым понемногу обрастало его лицо. Борода у него будет как у Свена – такая же поздняя… и такая же шелковистая на ощупь.
Ларс между тем посмотрел Ки в глаза и начал:
– В давно прошедшие времена это место звалось вовсе не Арфистовым Бродом, как ныне. Годы исказили его настоящее имя: Гарпийский Брод. Тогда еще не строили мостов, и на много миль в обе стороны другой переправы через реку не существовало. Гарпии, как и люди, отлично знали об этом и облегчали себе охоту. Ты видела возвышения, устроенные на каменных насыпях прямо в реке, возле перевоза? Люди, желавшие благополучно пересечь реку, оставляли там приношения – убитых животных – и тем откупались от гарпий. Они мирно переправлялись вместе с семьями, пока гарпии кормились. Им не надо было бояться, что внезапно просвистят крылья и детский крик заглушит шум переката… – Голос Ларса дрогнул, юноша поспешно провел рукой по глазам. – Вот видишь, Ки, как подействовали на меня твои видения? До вчерашнего вечера мне и в голову не пришло бы подобным образом говорить о гарпиях… Как бы то ни было, именно так все начиналось. По крайней мере, так говорят… Время, однако, шло своим чередом, и простые обычаи усложнялись. Случалось, что гарпии слетали на возвышения, поджидая там несущих жертву людей. Они начали разговаривать друг с другом. Постепенно мой народ познакомился с гарпиями поближе и открыл для себя их удивительные способности. Так зародилась религия… Я знаю, Ки, ты по-прежнему в это не веришь, но гарпии… они выше нас. Ты скажешь, что высшие существа не могут быть настолько жестоки. Но для гарпии разорвать человека – все равно что для человека зарезать теленка. Это не жестокость. Это простой порядок вещей…
Ки рывком вскочила на ноги, но еще быстрее рука Ларса метнулась вперед и сомкнулась у нее на запястье. Его хватка, впрочем, не причинила ей боли. С мягкой настойчивостью Ларс усадил ее обратно рядом с собой. Она не могла найти слов, но он все видел и так по ее участившемуся дыханию, по мучительной дрожи губ.
– Не сердись, Ки, – сказал он. – Я знаю, ты рада была бы влепить мне затрещину за эти слова, а то и вовсе удрать. Послушай меня. Тебе Свен был мужем, а мне – братом. И тем не менее, я сказал то, что сказал. И мы не просто приносим гарпиям жертвы, но и очень многое получаем от них взамен. Между прочим, вчерашний напиток доставили нам они: это выделения каких-то желез. Он устанавливает связь между людьми и заново связывает их с гарпиями…
Ки отвернулась прочь – желудок скрутила судорога отвращения. Она пошевелила рукой, и Ларс разжал пальцы, не пытаясь ее удержать.
– Когда кто-нибудь умирает, – продолжал он, – особенно если Обряд Отпущения прошел хорошо, они позволяют нам… понимаешь, это очень трудно объяснить, если не испытал сам. Ну… например, если я приведу на жертвенное возвышение барашка и перережу ему горло, обязательно прилетит гарпия. И, пока она кормится, я смогу повидаться с умершим отцом. Мы поговорим с ним, я спрошу совета… мы вспомним что-нибудь из того, что вместе пережили… Гарпия откроет ради меня двери между мирами. Так оно и было… до вчерашнего вечера.
Смутное предчувствие шевельнулось в душе Ки.
– Так вот, вчера ты отгородила нас от гарпий, – сказал Ларс. – Всех, начиная от того старца, моего двоюродного прадеда, и кончая маленькой девочкой, дальней моей племянницей. Ты так и не подарила нам подходящего воспоминания о Свене и детях. Мы не сможем вспомнить о них, когда пойдем к гарпиям в следующий раз. То есть теперь Свен потерян для нас… умер по-настоящему, навсегда. Мать никогда больше не увидит своего среднего сына, а я – старшего брата. Умерли!.. Теперь мы понимаем, что разумеют под этим другие люди. Только лучше было бы нам этого не знать…
