Петр Шувалов серьезно занимался оснащением русской артиллерии новыми образцами орудий – правда, не всегда удачными. Во время Семилетней войны за свой счет вооружил и обеспечил оружием и лошадьми конный корпус в 30 000 человек.
В биографии Григория Орлова, изучай ее хоть в лупу, хоть под микроскопом, не найдешь вообще ничего полезного, сделанного им для Отечества. Ну, разве что с Ломоносовым приятельствовал и частенько опрокидывал с ним чарочку-другую – но разве это заслуга? Препустейший был человек. Кто-то, правда, пустил в оборот придумку, будто бы Орлов вел переписку с Жан-Жаком Руссо, знаменитым писателем и философом, но последний, кого можно заподозрить в переписке с Руссо, это как раз Григорий…
Единственное, что можно поставить ему в заслугу, – подавление знаменитого Чумного бунта в Москве в 1771 году. Но это задача, с которой справился бы любой армейский офицер…
У его брата Алексея заслуги есть, но невеликие. Он, правда, во время знаменитого Чесменского сражения, где русский флот вдребезги расколошматил турецкий, командовал эскадрой и был признан главным победителем, за что кроме прочих наград получил почетную приставку к фамилии – «Чесменский». Однако он, совершенно не разбиравшийся в морских делах, командовал чисто номинально, победу обеспечили опытные флотоводцы – адмиралы Спиридов и Грейг.
(К слову, именно во время этого сражения немалую личную отвагу проявил третий из братьев Орловых, Федор, никогда не числившийся в фаворитах. Адмирал Спиридов и он на флагманском корабле «Евстафий» взяли на абордаж 90-пушечный фрегат командующего турецким флотом капудан-паши [чин этот у турок соответствовал русскому «полному» генералу или адмиралу]. Схватка получилась такой отчаянной, что оба корабля загорелись. Спиридов и Орлов, не теряя ни минуты, высадили экипаж в шлюпки, и, едва они успели отплыть, оба флагмана после взрыва крюйт-камер, то есть пороховых погребов, взлетели на воздух. Капудан-паша Гассан-бей, впрочем, тоже спасся и впоследствии заочно познакомился с Алексеем Орловым при довольно пикантных обстоятельствах, о чем подробнее – во втором томе.)
На государственной службе за Алексеем Орловым числится одна-единственная заслуга – отлично проведенная контрразведывательная операция, когда он в венецианском тогда городе Рагуза (ныне хорватский Дубровник) захватил самозванку, выдававшую себя за дочь Елизаветы и Разумовского. Ее подробную историю я, основываясь на строго исторических данных, уже приводил в книге «Екатерина Вторая. Алмазная Золушка», так что повторяться не буду. Скажу лишь, что особа эта представляла для России серьезную угрозу: пусть и довольно невысокого полета аферистка (и вовсе не русская), она все же могла стать «живым знаменем» для эмигрантов-мятежников вроде польских конфедератов. О том, что угрозу считали очень серьезной, свидетельствует секретная инструкция Екатерины Орлову: потребовать выдачи самозванки у городских властей, а если откажут – обстрелять город с кораблей. Такими инструкциями императрица не разбрасывалась…
Алексей, имевший в русской гвардии прозвища Алехан и Балафре (от французского слова, означавшего «Меченый» или «Рубленый», из-за жуткого шрама на щеке, но полученного не в бою, а в вульгарной кабацкой драке с собратом-гвардейцем), был человеком жестким и решительным. Свергнутого императора Петра III душил не моргнув глазом. Палить из пушек он не стал, а попросту прикинулся сторонником самозванки и заманил на свой флагманский корабль, где ее моментально определили под замок. После чего, не заморачиваясь международным правом, послал в Рагузу своих людей, и те средь бела дня похватали остававшихся там ближайших «сподвижников» самозванки, вломились в ее дом и выгребли большой архив.
Заслуга бесспорная – но с ней, если прикинуть, справился бы не один толковый офицер в невысоких чинах. Поручики и капитаны на службе в русской разведке удачно проворачивали за границей операции и потруднее. Да, Алексей еще вывел на своих конских заводах знаменитую породу рысаков, так и названную впоследствии – орловской. И это все о нем… Больше сказать нечего.
Зато Потемкин… Вот его без преувеличений можно именовать «Славой России». О его свершениях написаны толстые книги, здесь попросту не хватит места для подробного изложения, так что буду краток.
Еще до того как стать фаворитом, Потемкин успешно командовал русскими полками в очередной войне с турками, получил ордена Святой Анны и Георгия третьей степени, а также первый генеральский чин. Любовником Екатерины он был недолго, года два, но много лет, до самой своей смерти, оставался ближайшим сподвижником императрицы. С ее умом она прекрасно понимала: «постельные мальчики» – это мимолетно, а вот князь Григорий – самая могучая и надежная опора в важнейших государственных делах. Ими Потемкин и занимался со всем усердием.
Став генерал-губернатором Екатеринославской (Новороссия) и Таврической (Крым) губерний, Потемкин приложил немало сил для их освоения. Переселил туда примерно сорок тысяч человек (не только русских крестьян, но и много эмигрантов, от греков и сербов до швейцарцев), заложил десятки крепостей и городов, в том числе Севастополь, Симферополь, Херсон, Одессу, Николаев, Екатеринослав (нынешний Днепропетровск), на пустом месте создал Черноморский флот, устраивал фабрики и налаживал сельское хозяйство. Еще до того взял считавшуюся неприступной турецкую крепость Очаков.
Это вкратце, а подробное описание всех его заслуг перед Россией составило бы толстый том. Родиной, в отличие от Бестужева, не торговал. Однажды австрийский император Иосиф II предложил Потемкину – ни много ни мало – любое германское княжество в пределах Священной Римской империи, на выбор. За то, что Потемкин будет лоббировать при русском дворе австрийские интересы. Потемкин отказался. Как чуть раньше отказался от предложения Фридриха Великого обеспечить ему трон Курляндского герцогства, если фаворит предотвратит сближение России и Австрии.
К сожалению, в России до сих пор нет памятников ни Миниху, ни Потемкину, хотя они это, безусловно, заслужили…
Интересный – и достоверный – исторический факт. Многолетний начальник канцелярии Потемкина Попов после смерти патрона дослужился до генеральских чинов и в качестве президента Мануфактур-коллегии (нечто вроде тогдашних Министерства экономики и Министерства легкой промышленности, вместе взятых) пользовался правом личного доклада императору. Павел, прекрасно знавший прежнюю службу Попова и ненавидевший Потемкина, не раз подкалывал генерала язвительно-презрительными отзывами о «Великом Циклопе» (как в свое время прозвали Потемкина при дворе). Попов долго терпел, но в конце концов не выдержал. Когда однажды Павел не без патетики вопросил: «Как исправить зло, причиненное России Одноглазым?» – Попов невозмутимо ответил:
– Вернуть туркам Крым, ваше величество…
Смелость для такого ответа требовалась нешуточная: порывистый Павел отправлял в Сибирь и за меньшее (хотя порой и возвращал с полдороги). Дальнейшие события полностью соответствовали и временам Павла, и всему XVIII столетию: Павел осерчал, бросился за шпагой, собираясь если не пырнуть, то чувствительно приложить плашмя, Попов форменным образом кинулся в бегство. По приказу Павла его тут же арестовали и начали следствие, грозившее Попову не надуманными, а вполне реальными обвинениями: как полагается в ту эпоху, за ним водились серьезные грехи и по части взяток, и казенных денег. Однако Попов, человек опытный и знавший расклады, оказавшись на свободе под «подписку о невыезде», быстренько подарил свой дворец Кутайсову и отделался ссылкой в свое новороссийское имение (при Александре был возвращен ко двору и продолжал карьеру, как на государственной службе, так и, гм, в других областях жизни).
