Да, конечно, вече и в самом деле выбирало и посадника (высшее должностное лицо, ведавшее всеми делами Новгородской земли), и тысяцкого (начальника новгородского войска). Однако вече было далеко не столь многочисленным, как его порой изображают, и наверняка состояло из «групп поддержки» того или иного кандидата. Знаем мы, как это делается, – и страшно демократических выборов насмотрелись в своем Отечестве, и об американских делах наслышаны… Одним словом, как говорится в одном пошловатом анекдоте: «Так вот, сынок, у кошечек с собачками то же самое…»
Вот именно, не зря еще до присоединения Новгорода к Московскому государству летописцы зафиксировали не один бунт «черного народа» против собственных бояр, чьи богатые хозяйства «чернь» сплошь и рядом разносила по бревнышку. Не зря во время знаменитой битвы меж москвичами и новгородцами на реке Шелони в 1478 году пятитысячное московское войско чуть ли не моментально разгромило сорокатысячное новгородское. Это никак нельзя объяснить каким-то особым полководческим искусством московских воевод и бездарностью новгородских – вероятнее всего, большая часть новгородской рати попросту разбежалась с поля боя, не видя смысла класть свои головы за боярские интересы (кстати, митрополит Новгородский вообще отказался выводить свою немалую личную дружину на бой с москвичами). Да и в 1650 году, во время знаменитого новгородско-псковского народного восстания бунтовщики, ни словечком не упоминая о восстановлении прежней независимости, первым делом кинулись громить боярские усадьбы – крепенько накипело, должно быть…
Но разговор у нас пойдет не об отношениях меж простонародьем и всемогущим боярством, а об ушкуйниках. Так именовались дружины новгородских удальцов, с определенного времени (точнее, с тех времен, когда на Балтике новгородцам резко поплохело) отправлявшихся за добычей уже речными путями. Название это происходит от слова «ушкуй» – именно так звались корабли новгородцев. Точного их описания в истории не осталось, но, судя по косвенным данным, это были беспалубные ладьи наподобие драккаров викингов, способные двигаться как под парусом, так и на веслах, вмещавшие до тридцати воинов (и наверняка было оставлено немало свободного места под будущую добычу).
В первую очередь ушкуйников интересовали протянувшиеся за рекой Камой необозримые лесные чащобы, населенные языческими угро-финскими племенами, находившимися чуть ли не в первобытнообщинном строе. Строй строем, а мехов эти язычники добывали изрядное количество – и если учесть, что меха в ту пору ценились лишь самую малость пониже золота… В общем, было за чем плавать. О торговле речь, конечно, не шла – меха попросту отбирали силой: ну к чему они дикарям, которые, как говорится, живут в лесу, молятся колесу?
Не меньший интерес представляло «закамское серебро». Дело в том, что у «диких лесовиков» за несколько столетий накопились большие запасы серебра – не в монетах, а в виде изделий. Серебро туда возили персидские и арабские купцы, выменивая его на меха. Дикари дикарями, но в серебре они разбирались хорошо. И особенно ценили большущие, массивные блюда с разнообразными красивыми рисунками (так называемое «сасанидское серебро», поименованное так оттого, что было изготовлено во времена правившей некогда в Персии династии Сасанидов). Особенно ценились у лесных язычников эти блюда оттого, что их чаще всего, украсив разнообразными висюльками, вешали на «священные» деревья и поклонялись, как идолам (как полагают некоторые историки, видя в блюдах символ Солнца). До сих пор в тех местах иногда обнаруживаются серебряные клады.
Была когда-то забытая сейчас (по моему мнению, несправедливо) детская писательница В. Прилежаева-Барская, написавшая немало интересных книг о наших далеких предках. В том числе и небольшую повесть «Ушкуйники». В младшем школьном возрасте я ею зачитывался – а совсем недавно, отыскав на чердаке в ворохе старых книг, не поленился перечитать. Конечно, теперь повесть вызывала совсем другие чувства, но, черт побери, как изящно сделано! В хорошем романтическом стиле романов Сабатини о благородном пирате капитане Бладе…
Сюжет довольно прост. «Наши», то есть новгородские добры молодцы, цитируя Пушкина, «все красавцы удалые», все в красивых кольчугах и сверкающих шлемах, плывут в те самые закамские дебри – чтобы взять серебра у тамошних жителей, по описанию больше всего похожих на «снежных людей», разве что умеющих говорить. Вот так вот с детской непосредственностью прийти и взять: а зачем серебро этим дикарям?
Поначалу дело не клеится – лесные дикари, по дремучести своей никак не способные уяснить, с какой стати они обязаны за просто так отдавать нагрянувшим неведомым людям гору серебра, где-то старательно прячут свои сокровища. Однако дочь вождя (единственная среди местных более-менее похожая на человека) влюбляется в главного героя и показывает ему тайник. Навьюченные серебром, как верблюды, новгородцы радостно спешат к своим ушкуям и уплывают. На чувства дочки вождя главный герой никак не отвечает – он не потаскун какой, у него в Новгороде есть любимая девушка, на которой он раньше по бедности не мог жениться (из весьма богатой семьи красавица) – зато теперь, получив немалую долю добычи в серебре, можно и сватов засылать…
В общем, вульгарный разбойничий набег мастерски, что уж там, описан в романтических тонах, убойно действовавших на младших школьников…
В реальности, конечно, этакую девицу за предательство зарезали бы моментально. А как иначе прикажете поступить с паршивкой, выдавшей заезжим пиратам место, где хранятся сокровища племени? В первую очередь родной папа полоснул бы ножичком этакое чадо…
Вообще, в реальности такие вот предприятия были делом гораздо более кровавым. Новгородцы воевать умели – но и лесные язычники не были белыми и пушистыми, луком владели прекрасно (охотники как-никак) и вовсе не собирались безропотно отдавать свое кровное серебро заезжим бандюганам. В невыгодном положении сплошь и рядом оказывались как раз ушкуйники – им приходилось не на мечах биться с врагом в чистом поле (вот там-то у них получалось неплохо), а пробираться по незнакомым чащобам, где из-за каждого дерева могла прилететь стрела, а на любой тропинке могла оказаться хорошо замаскированная яма с острыми кольями на дне. Так что кому-то везло, и он возвращался с хорошей добычей, мехами и серебром, а вот другим шайкам (как их еще прикажете называть?) везло гораздо меньше…
Вполне возможно, из-за ожесточенного отпора «лесных дикарей» ушкуйники переключились на более цивилизованные места, где и чащоб было гораздо меньше, и можно было привычно помахать мечом. Конкретно – на пограничные московские земли. В 1342 году некий новгородский боярин Лука Варфоломеевич отправился пограбить примыкавшие к реке Двине московские владения, собрав немалую дружину из своих боевых холопов. (Боевые холопы были народом специфическим. В отличие от «простых» холопов, пахавших, сеявших и ремесленничествовавших, они имели одну-единственную задачу: ходить с хозяином в военные походы или разбойничьи набеги. Так что ребятки были не промах, оружием владели отлично.)
Поначалу дела у Луки шли неплохо, и взял он немало, но потом, когда он окончательно достал местных жителей, они объединились, разгромили его отряд, а самого Луку забили до смерти. А ведь предупреждали его добром и новгородский посадник, и митрополит: не ходи, Лука, это тебе не дикий лесной люд…
