Встаю с кровати, подхожу к окну. Темно, лишь возле конюшни и возле главного дома горят огни фонарей. Недолго думая, натягиваю футболку, беру кардиган и выложу на улицу. Иду по тропинке, смотря себе под ноги.
— Не спится? – вздрагиваю от неожиданности, вскидывая голову. И только сейчас замечаю на ступеньках Марьяну. Она сидит с большой кружкой в руках, укутавшись в плед. На ней домашние брюки и шлепанцы. Распушенные волосы перекинуты на одну сторону.
— Отвык от природы. Позволишь? – глазами указываю на свободное местечко рядом. Несколько секунд она не мигает, напоминает застывшую статую, потом неуверенно кивает, пододвигаясь. Сразу оказываюсь рядом, чувствуя своим бедром тепло ее бедра.
Мы молчим. Молчание между нами немного напряженное, похоже на то, что чувствуют люди после долгой разлуки. Сказать вроде есть что, а вот внутренний дискомфорт не позволяет друг другу открыться.
— Ты всегда была в Вайоминге? – тихо, почти шепотом спрашиваю, боясь спугнуть. Марьяна смотрит перед собой, обхватывает чашку двумя руками и делает глоток. Судя по запаху, пьет какао.
— Нет.
Ее односложный ответ никак не помогает найти подход к ней, но я упрямо намерен добиться от нее хоть какого-то диалога со мной. Слишком мало времени до моего отъезда, а потом хрен его знает, когда я смогу вырваться вновь в США. О том, что Марьяна с Кэти поедут со мной речи нет.
— А как ты оказалась здесь?
— Вышла замуж, - поворачивает ко мне голову, насмешливо приподнимает уголок губ.
— По любви? – встречаемся глазами, не моргаю, она тоже смотрит в упор. Пытаемся друг друга переглядеть, но то ли я потерял способность давить на нее взглядом, то ли Марьяна стала морально сильнее.
— С какой целью интересуешься?
— У меня к тебе по-прежнему чувства.
— У меня их нет, - резко парирует, опуская голову, именно поэтому я ей не верю. Мне хочется обхватить ладонями ее лицо и смотреть в глаза, пытаться все рассказать глазами, а не словами, потому что говорить о чувствах не умею. Не учили.
Какое-то время Марьяна молчит, крутит кружку. Я кладу свою руку ей на коленку, она вздрагивает и скидывает ее. Возвращаю вновь, опять скидывает. Какое-то время я забавляюсь этой борьбой, а она злится, чувствуется по частому дыханию, по громкому сопению.
— Послушай, Герман, - не выдерживает, поворачивается ко мне всем корпус. Свет с веранды освещает ее лицо, и вижу, как подрагивают ресницы, как дергаются губы.
— Внимательно слушаю.
— Я не знаю, на что ты рассчитывал, приезжая сюда, но должен был понимать: как прежде между нами не может ничего быть. Наши жизни разошлись в разные стороны. Я вообще... – прикусывает губу, хмурится, а вместе с ней хмурюсь я. – Ближе к делу, я замужем. Счастливо и благополучно. У меня чудесная дочка, которой я желаю спокойного детства и это место самое лучшее для нее на данный момент...
— Ты лжешь, Марьяна.
— В чем? – недоуменно смотрит на меня, я склоняю голову набок.
— Ты говоришь о муже, при этом ночью сидишь на крыльце одна. Будь ты со мной, тебя бы бессонница не мучила.
— Будь я с тобой, я бы просыпалась каждые полчаса в страхе за свою жизнь и жизнь моей дочери. Извини, уж лучше я буду мучиться бессонницей, не тревожа сон мужа, чем каждый раз вздрагивать от любого шороха.
— Я завязал.
— Поздравляю. Поверь, жизнь в законе есть.
— Не ерничай.
— Даже не начинаю.
— Но ведь нам было вместе хорошо.
— Ключевое слово «было», - усмехается, я сжимаю зубы, разглядывая ее профиль.
Она опять смотрит перед собой, ловлю себя на том, что в прошлом я так долго на нее не смотрел в разговоре. Свидетелем моих нежных взглядов, трепета в груди, прикосновений к спящей Марьяны был рассвет. Я позволял себе быть слабым, когда никто на меня не смотрел. Позволял любви, которая теснилась у меня в груди, выплескиваться в этом коротком миге. Как только Марьяна открывала глаза, приходилось натягивать на себя маску отчужденности, пренебрежительности, ублюдочности.
— Ты любишь своего мужа? – рассмеялся, если бы знал, что буду спрашивать бывшую подружку о том, какие у нее чувства к супругу. Сейчас вместо смеха испытываю физическую боль от ожидания ответа.
— Уже поздно, а завтра мне нужно будет вставать в шесть, - поднимается, тоже поднимаюсь и притрагиваюсь к ее локтю. В подушечках пальцах возникает давно забытое покалывание и тепло. Марьяна вскидывает на меня глаза. Наверное, испытывает тоже самое, что и я. Хочется в это верить.
— Ты не ответила, - замечаю, как ее губы трогает еле заметная улыбка, пожимает плечами.
— Ты тоже не всегда отвечал на мои вопросы, Герман. Мне действительно пора идти спать, а ты гуляй себе на здоровье, только за пределы ранчо не выходи. Поговаривают, что в округе бродят иногда койоты, Хотя... – иронично смеется. – Вы вроде из одной стаи: хищники.
— Марьян... – я не хочу, чтобы она уходила. Не хочу, чтобы мы вот так завершили неплохой разговор. Пусть со скрипом, но потихоньку находим лазейки друг к другу.
— Спокойной ночи, Герман Александрович, - официальное обращение ставит точку в ночных откровениях, Марьяна оставляет меня на крыльце. Засунув руки в карманы джинсов, смотрю ей в спину до тех пор, пока в темноте холла не исчезает ее силуэт.
Вздыхаю, придется возвращаться в холодный дом, в холодную постель, пробовать уснуть. Утром обязательно что-то придумаю. Для начала мне стоит проснуться тоже в шесть утра.
14 глава
(Марьяна)
Привет, бессонница, как давно тебя со мной не было.
Последний раз, когда я всю ночь не могла сомкнуть глаз, это было полгода назад. У Кэти поднялась температура, которая никак не хотела сбиваться. Ночью температура была у меня. Возбуждающая. Всю ночь проворочалась, пытаясь себя утихомирить, пристыдить за похабные желания. Все повторяется, словно не было никакой разлуки, словно мы расстались от силы пару дней назад. Ему стоило лишь посмотреть мне в глаза, в своей властной манере подавить мою волю и нагло полезть с поцелуем.
Я растерялась от оживших чувств, от вспыхнувшегося желания, которое оказывается все еще во мне, живо до сих пор. Пришлось быстро себе напомнить, кто этот человек, как он со мной поступал и как жестоко разыграл. Его лжесмерть никак не укладывается в моей голове. Спросить хотелось сразу, но прикусила язык. Короче, впервые за долгое время, я влепила мужчине пощечину. От души. Вложив в нее все свои слезы, обиды, переживания.
Потом разыграла гостеприимную хозяйку, поселила бывшего любовника в средней комфортности домике. Ему сойдет. Можно было и выгнать, но в последнюю минуту смалодушничала и оставила его. Уже вечером, лежа рядом с засыпающей Кэти, поняла свою ошибку.
