— Ты совсем ничего не съела, - замечает Кевин, выразительно глядя на мою пустую тарелку. А мне ничего не хочется, знаю, что кусок в горло не залезет. Я прислушиваюсь к шагам, смотрю на каждого, кто заходит в столовую. Все гости давно за столом, весело разговаривают между собой, обмениваются планами на сегодня, а Соболя все нет.
— У меня аппетита нет, - резко встаю из-за стола, Питер переглядывается с Кевином, я вижу, как они выразительно двигают бровями. Плевать, о чем думают. Плевать, какие догадки они там строят.
За Кэти я не переживаю, она на кухне под присмотром, потом Элли с ней позанимается, пока я буду работать над бумагами. Наследники после смерти своего отца очень переживали, кто будет вести всю документацию, ибо никому не охота было проводить большую часть времени в кабинете. Кевин при жизни часто меня привлекал к работе в кабинете, словно предчувствовал, что вся скучная работа ляжет на меня.
Поднимаюсь на второй этаж, в комнате у меня остался ноутбук. Прохожу мимо двери комнаты Соболя, замедляю шаг.
Постучаться или нет? Вдруг ему плохо? Ему плохо?
Марьяна, ты дура. Вроде не маленькая девочка, не ношу розовые очки, но иногда в голову лезет полный бред.
И все же я подхожу к двери и стучусь. Неуверенно и едва слышно, трусливо отшагиваю, надеясь, что не услышал. Почти готова уйти, как дверь распахивается и на пороге стоит мокрый Герман с одним полотенцем на бедрах. Глаза против воли опускаются ему на грудь. Он идеальный. Я могу зажмуриться и сказать, что ничего не изменилось. Все такой же подтянутый, в меру накачанный. Чуть-чуть худощав, но здесь быстро поправится. Воздух Вайоминга и вкусная еда Боба с Меги сделают свое дело.
— Мои глаза выше, - иронично возвращает мое вчерашнее замечание. Вскидываю глаза, он насмешливо улыбается.
— Что-то случилось? – стоит тут передо мной почти голый и не смущается, а я вот краснею из-за него. И не потому что внутри все пылает, а потому что кто-то может из постояльцев подняться и увидеть его тут такого...
— Ты не спустился на завтрак.
— Я проспал. У меня в три ночи был созвон с Москвой по скайпу, обсуждали важную сделку. Ты переживала?
— Нет.
— Тогда почему постучалась?
— Я вообще мимо шла, к себе в комнату.
— Но ты постучалась.
— Случайно, - вот какого черта я постучалась! Не нужно было поддаваться порывам, не стояла бы сейчас и не оправдывалась перед ним. – Думала, что тебе могло быть плохо.
— Мне плохо, - смотрит серьезно, голос ровный и не поймешь, издевается или правду говорит.
Я пытаюсь по лицу понять, что с ним, где ему больно, и смогу ли помочь. Но когда губы изгибаются в порочной улыбке, а глаза вспыхивают похотливым огнем, до меня доходит смысл его «плохо». Злюсь.
— Не устраивай на ранчо бордель. Можешь в город ездить, найдешь там девушек на ночь, а здесь веди себя прилично, - разворачиваюсь, но Герман грубо хватает меня за локоть и дергает на себя. Упираюсь ладонями в мокрую грудь, пальцы подрагивают, покалывают от воспоминаний. Божечки, помоги мне выстоять!
— Мне не нужны другие девушки, Марьяна. Мне нужна ты во всех смыслах.
Как же хочется ему поверить, сказать «да-да» и обнять за шею, позволить ему отнести себя на кровать и заниматься сексом до самого вечера и потом всю ночь. Ведь тогда у Кэтрин будет полноценная семья, возможно появятся брат или сестра. Это была моя вторая мечта.
— Ты забываешься, - мне удается вырваться из его тисков. Не пытается вновь схватить, прищуривается, скрывая опасный огонёк в глазах. – Я замужем. Ты опоздал на несколько лет. Когда у тебя был шанс создать семью, ты попросил отложить этот вопрос на неопределенный срок. Ты даже ребенка не очень хотел. Ты переживал за свою империю, за свой авторитет.
— У меня были причины повременить с семьей. Я не имел права рисковать тобой, ребенком. Вас могли похитить, вами бы меня шантажировали, итог был бы все равно печальной: нас бы всех убили.
— В любом случае, сейчас это не имеет значения, Герман. У нас с тобой разные взгляды на жизнь.
— Если хочешь, у нас будут одинаковые взгляды.
От сказанных слов низким голосом меня бросает в дрожь. Взгляд серых глаз окутывает меня, невидимыми нитями, как паук виртуозно оплетает глупую бабочку, которая еще не понимает, как близок ее конец.
Я слышала, что есть люди, которые взглядом руководят чужой волей, заставляют делать то, что им нужно. Раньше он так на меня не смотрел, не приказывал и не принуждал глазами. Я сама готова была сделать все что угодно ради него. Сейчас мозг вопит об опасности, отчетливо понимаю, что происходит, но как-то незаметно оказываюсь рядом с Германом. Зачаровано смотрю в серебристые омуты.
— Нет! – отшатываюсь от Соболя, он сжимает губы. – Ничего между нами не будет, чтобы ты себе там не нафантазировал.
— Ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя. К чему эти хороводы вокруг да около? Марьяна, признайся себе же, что ты жаждешь, когда я тебя уложу в свою постель!
— Второй завтрак подают в десять. Если не хочешь ходить до обеда голодным, советую тебе его не пропустить, а то вдруг сил не хватит на местные утехи, - дерзко подмигиваю, это далось мне не просто. Герман угрожающе двигает челюстью, кажется вот-вот сотрет свои идеальные зубы.
Чтобы не испытывать больше судьбу и выдержку Соболя, я спешу в сторону своей комнаты и запираюсь сразу же на замок, прижавшись к двери всем телом. Сердце гулко бьется в груди, а сама вся в ожидании, что он последует за мной и с грохотом ворвется в комнату. Мне требуется пять минут,чтобы успокоиться и понять, что бурные фантазии так и остались фантазиями.
21 глава
После завтрака я не присоединяюсь к большой группе постояльцев, которые отправляются кататься на лошадях. И не иду к машинам с теми, кто записывался заранее на прогулку вдоль гор на джипах. Мне вообще неинтересна вся эта а-ля культурная развлекуха.
Пока я в одиночестве, к счастью, не спеша завтракал, жена Питера позанималась с Кэтрин. Марьяна спряталась в кабинете. Был соблазн помешать ей работать. Но мне нужно подумать над своим поведением, над стратегией по завоеванию Адаменко, которая упорно делает вид, что замужем. Я упорно буду делать вид, что верю.
