Мне четырнадцать. И с каждым разом эти спарринги все больше напоминают истязание. Я пытаюсь подняться, но вместо помощи отец ногой надавливает на мою грудь, заставляя вновь распластаться на полу.
— Я не могу, — наконец без сил признаюсь я.
Отец склоняется ниже и отвешивает мне звонкую пощечину.
— Нет ничего, что не может мой сын, — с холодной яростью говорит он. — Мы Дарлинги. Наш род существует с самых древних времен. И первое, чему ты должен научиться, — никогда не падать.
«Милые сердцу воспоминания не заставили себя ждать. Даже такое может навевать ностальгию», — подумал я, продолжая изучать обстановку.
Мысли о Раженской даже здесь не давали мне покоя. Я вновь подумал о том, с чего началась наша вражда.
С таким воспитанием… Неудивительно, что я пришел в ярость после проигрыша на занятии по боевой подготовке. Тогда я вполне искреннее желал ее придушить.
Двустворчатые двери с грохотом открылись, ударившись о стену и повредив драгоценную отделку. Итан Дарлинг ворвался внутрь, с растрепанными волосами и в халате все с тем же гербом рода на груди.
Он так гордился своим происхождением, что я не удивлюсь, если герб окажется на всей мебели в его покоях.
— Да как ты смеешь… — Лицо мужчины исказилось от гнева.
— Доброй ночи, отец, — перебил я, отмечая, насколько же мы похожи.
Практически копия друг друга. Так давно не видел его, что уже забыл об этом. Те же глаза, волосы, лицо — только взгляд совсем другой.
— Ты потерял возможность зваться моим сыном, когда ушел! — ответил он, гневно вздымая указательный палец.
— Ладно, тогда Итан, — легко согласился я, и это взбесило его еще сильнее. Он попытался дать мне пощечину, но ладонь лишь вспорола воздух.
— Давай без рукоприкладства, я не хочу потом лечить ни себя, ни тебя. — Давно прошли те времена, когда он имел надо мной власть.
Повисла тишина. Несмотря на все усилия охраны сохранить невозмутимый вид, это получалось паршиво. Отец застыл, ошарашенный тем, что я посмел увернуться, а потом, оглянувшись, тем же дрожащим от ярости тоном приказал:
— Все прочь! Быстро! Оставьте нас одних!
К тому моменту, как помещение опустело, Итан Дарлинг уже совладал с эмоциями и мог слушать.
— Зачем явился?! Предупреждаю сразу, я не приму тебя обратно, даже если будешь умолять, — сказал он, оценивающе смотря на меня и пытаясь просчитать. Мы не встречались больше шести лет, а это бесспорно большой срок.
О, я готов был поклясться, что он жаждал увидеть мое раскаяние… Отец, как и все люди, любил потешить свою гордость.
— Нет, я пришел не за этим. Появилось дело. Мне нужен пропуск в тоннели под столицей.
— И ты думаешь, что я тебе его дам? — Его голос сочился ядом и скептицизмом. — Ты лишился всех привилегий, уйдя из семьи.
— Дело не в привилегиях. Во-первых, я в курсе, с чьей легкой руки снабжаются подпольные лавки магического оружия, то же самое касается и не уплачиваемого налога на магический металл, который ты поставляешь через море. И это лишь верхушка айсберга.
Меня обучали, раскрывали все тайны семейного бизнеса на протяжении нескольких лет. Я слишком много знал. Не удивлюсь, что после этого случая отец пожелает меня убить. Такое вполне в его стиле.
— Да как ты…
— Но это еще не все. Помощь мне будет тебе на пользу, — продолжил я, раздумывая, как же аккуратно преподнести информацию, не сообщив ничего, что отцу знать не стоило. Он был слишком предприимчивым, чтобы не попытаться обернуть ситуацию в свою сторону.
— И что за польза? — высокомерным тоном спросил он.
— Сохранение бизнеса. Скажем так, кое-кто активно экспериментирует с дурманом. Наркотик вызывает сильное привыкание, и если он получит распространение, то столицу ждет хаос, — сообщил я полуправду. Лицо отца сделалось задумчивым.
— Я слышал об этом. Мои люди замечают странные передвижения по тоннелям, — сказал он и, подозрительно взглянув на меня, добавил: — И что, он вызывает только привыкание? Насколько силен эффект? Должно быть что-то серьезное, раз ты пришел ко мне.
— К сожалению, остальной информацией не располагаю, — ответил я, сохраняя невозмутимость. Но отца это не убедило.
— Понятие моей выгоды весьма субъективно. Пока я не вижу веской причины для того, чтобы помогать тебе.
— Это верно. Но не зря ведь я первым обозначил твои прегрешения. Они основной рычаг.
— Ты не посмеешь, — прошипел он.
— Посмею. Не поможешь мне — и я раскрою всем твои секреты, — заверил я холодно, спокойно и решительно. И абсолютно искренне добавил, смотря в глаза отцу: — Мне нечего терять.
Ярость схлынула с лица Итана Дарлинга подобно отливу, обнажившему дно. Посмотрев на меня долгим изучающим взглядом, он наконец сухо кивнул:
— Ты получишь и жетон, и деньги для оплаты прохода. Но на этом все. Я больше не хочу тебя видеть.
— Хорошо, договорились, — ответил я с той же интонацией. — Больше постараюсь тебя не тревожить, отец.
Глава 30 Неоднозначность всего
Клара
— Что ж, а теперь поговорим. — Джозеф протащил ко мне по полу стул, что стоял у стены. Противный скрежет разорвал тишину.
Спальня этого человека выглядела безлико, никаких личных вещей. А может, это вовсе и не его комната?
— Садись, — небрежно бросил он. И когда я подчинилась, добавил: — Умница.
Пока мне оставалось лишь слушаться его. Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы сбегать из логова бандитов.
Джозеф подошел к тумбочке и наполнил водой из кувшина пустую кружку. Свет от магического кристалла под потолком был неярким, больше очерчивал образы и бросал кривые тени от предметов на пол.
Происходящее напоминало дурное сновидение. Только человек рядом состоял из плоти и крови, а не являлся плодом фантазий, и его можно было убить. Приятное дополнение.
— О чем думаешь? — Бандит вспомнил обо мне и, чуть помедлив, заметил: — Кровожадность тебе к лицу.
Будто мысли прочитал…
Должно быть, я для него открытая книга. Тогда как он для меня до сих пор оставался загадкой. Я совсем его не понимала…
На площади Великого Чародея он завладел моим вниманием, расположил к себе, а во время собрания организации испугал настолько, что кровь застыла в жилах. Недавно дрался со мной, будто испытывая, а в тоннеле грозился сломать… И я точно не знала, что он имел в виду, ведь людей можно ломать и в буквальном смысле. Например, их кости.
Джозеф поставил кружку на тумбочку и подошел ко мне, присаживаясь на корточки. В его глазах угадывался безумный блеск, и мне совсем не нравилось то, как он на меня смотрел. А еще я не понимала, когда и зачем он надел только одну перчатку, отливавшую металлом.
