Вторя этой самой силе где-то наверху, словно через плотный слой ваты, раздался грохот, а с потолка посыпалась пыль, оседая на мое лицо и руки, делая кончики пальцев сухими. Шум усилился, и теперь, кажется, сотрясалось все вокруг, будто вот-вот на голову рухнет потолок.
— Вставай. Идем. — Джозеф вцепился в мой локоть, и я встала со стула.
Мы куда-то шли, спускались по ступенькам, снова шли, а потом вновь поднимались.
— Что происходит?
— Ничего. Всего лишь финал. — Ответ бандита ничего не прояснил, лишь породил очередные вопросы.
Мы продолжили путь, а шум борьбы становился все тише, пока в какой-то момент полностью не затих, сменившись спокойствием ночи. Свежий и прохладный воздух коснулся моего лица.
Сухая ладонь Джозефа с силой сжала запястье, а темнота постепенно отступила. Вскоре мир приобрел форму. Мы стояли в просторном холле напротив распахнутой настежь двери, ведущей на улицу, где мерцали неровным светом фонари.
Я продолжала стоять на месте, все еще приходя в себя после погружения в бездну. Сила Дарлинга до сих пор ощущалась, но напарник уже находился не так близко, как несколько минут назад.
Джозеф притянул меня за руку к себе и уверенно прошептал:
— А теперь я позволяю тебе все вспомнить. — Лицо его накрыла тень, а уголок губ приподнялся в намеке на усмешку. В следующий миг он настойчивым тоном повторил: — Вспоминай.
Меня будто толкнули, позволив упасть в веселый вихрь красок, что вскоре расступился, подсовывая сознанию временно утраченную истину.
Я вновь находилась в чужой спальне, как раз в тот момент, когда меня накормили дурманом.
Кожа горит, а я противлюсь. Есть желание, но чувств нет. Лоб покрывает пот, глаза закрыты, потому что боюсь, открыв их, не сдержаться. С силой сжимаю челюсть, а скулы уже немеют.
— Ты довольно упряма. И есть выдержка. Хотя тут существенную роль сыграла твоя устойчивость к вредным веществам. Покопайся в своих корнях, уверен, найдешь немало интересного. — Голос Джозефа все так же холоден, но угрозы больше не несет. — Но я видел достаточно женщин и девушек, что после дозы гораздо меньше, чем твоя, слетали с катушек.
Даже не видя мужчину, я знаю, что в этот момент он криво улыбается.
— Они умоляли взять их. Любого, кто оказывался рядом. Паршивое зрелище. — Эта фраза лишь укрепляет мою решимость. Пусть сердце стучит, тело пылает, а сознание пытается покинуть меня, на прощание помахав ручкой, я не позволю, чтобы в стене моей воли появилась трещина.
Я прокусываю губу, и металлический привкус крови помогает продержаться на поверхности еще немного.
Проходит время. Кажется, что минула вечность, но на самом деле вряд ли больше десяти минут. И каждая из этих минут наполнена борьбой с собой и отравой. Джозеф терпелив. Он все еще рядом. Сидит на кровати и наблюдает.
— Становится лучше, не так ли?
Я молчу.
— Я тебе кое-что расскажу. Думаю, хоть кто-то должен знать суть происходящего. Так будет интереснее, — говорит он. — Ваши ушлые маги отнюдь не гениальны, они падальщики, собирающие слухи. Дурман был просто слухом, но они поверили, захотели воплотить. Ведь награда слишком велика. Небывалая власть влечет многих, не так ли?
— Кха, — вырывается из моего горла, пересохшего от долгого молчания и жара, хрип. — Говоришь так… будто сам не гонишься за ней.
— Я? Нет, не гонюсь. — Я все же открываю глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. Слишком уж слова этого человека походят на ложь.
— И что ты тогда здесь делаешь? — Перед моим взором прыгают темные пятна — остаточные свойства отравы, влияние которой идет на убыль. — Кто ты такой, если не бандит, выполняющий грязную работу?
Что-то в моих словах Джозефа насмешило. Смех получился громким и скрипучим. Этот мужчина даже по-своему красив, но его аура отталкивает на уровне инстинктов.
— Вернемся к тому, с чего начали. Слухи. Как думаешь, откуда они взялись, как кто-то понял, что из темного смертника можно создать отраву, подобную которой мир еще не видел?
Он пристально смотрит на меня, вопросительно изогнув правую бровь. А ведь правда… Почему я не задумалась об этом раньше?
По шее катится капелька пота. Действие отравы уже гораздо терпимее, теперь я точно устою.
— Кто-то уже создавал этот вид дурмана? — хмурясь, неуверенно спрашиваю я.
— Верно. — На мгновение лицо мужчины светлеет.
— Но зачем было биться над созданием вновь? Или кто-то хранит формулу в тайне?
— Нет, не совсем, — обрубает Джозеф, поднимаясь на ноги и подходя ближе. — Перспектива подобной власти сама по себе еще та напасть. Ты давишь их, уничтожаешь наркотик, а информация возьми и просочись, и уже другие жаждущие силы идиоты бьются над его созданием.
— Что ты хочешь этим сказать? — Идеи, возникшие в голове, кажутся слишком невероятными.
Он подходит ко мне и кладет ладонь на спинку стула, опираясь.
— Ты спрашивала кто я? — Наклоняется, так что я вновь чувствую запах свежести и мыла. — Я лекарство.
Джозеф отстраняется, между его пальцами сверкает лезвие, которым он играет, перемещая из одной руки в другую.
— Изначально вы с напарником должны были умереть, хотя меня впечатлила твоя настороженность и внимательность на площади. Поэтому, если бы ты выжила, то отправилась бы ко мне. Если… Думаешь, случайно у близнецов оказался дурман? Они должны были отравить вас и тем самым оставить ее образцы. Показать вашим орденам то, насколько серьезна проблема на самом деле. Пусть новый император только взошел на трон, слишком опрометчиво сосредотачивать практически все внимание на происходящем в замке.
Он осуждающе качает головой.
— Ты собирался нас угробить лишь для того, чтобы стража получила образцы? — В моем голосе звучит неверие и возмущение одновременно. В голове никак не укладывается, что убийство можно оправдать такой незначительной целью.
— Да. Все должно было выглядеть естественно. — Он подается вперед, и холодный металл касается моих рук, а после разрезает ленту, связывающую запястья. — Не должно было возникнуть сомнений, и никакая ниточка не должна была привести ко мне. Иначе все люди, что совсем скоро соберутся под одной крышей, просто бы на это не пошли.
— Какие люди? — Спрашиваю, разминая запястья. Теперь я старательно не смотрю на бандита, пусть и понимаю, что всего лишь оттягиваю неизбежное.
— О, ты сама их увидишь, — обещает Джозеф, и голос его становится низким, когда он продолжает: — И не думай, что я тоже не теряю своих людей. Иногда случается и такое. Неприятно, но ничего с этим не поделаешь. Хотя всегда можно отомстить. Как думаешь, как отреагирует твой напарник на то, что я сломаю каждый пальчик на твоей руке? Или, может быть, зайду еще дальше? Чего ты боишься сильнее всего? Ну же, дай мне подсказку. — Воцаряется молчание. Пусть по телу проходит волна дрожи, но панике я не поддаюсь. И боли я не боюсь — она проходит. А вот воспоминания… Они остаются, истязая и мучая.
