– Ты же ее уволил, – остановившись, громким возмущенным шепотом спрашивает Снежинка. – И что значит вернулась? Она тут частый гость?
– Сейчас не время для сцен ревности, – резко отзываюсь я. Снизу снова раздается какой-то шум, отчетливый звук торопливых шагов и стук двери о косяк.
– Кажется, наш гость или гости нас покинули, – постояв в полной тишине пару минут, предполагаю я. – Пошли, надо запереть входную дверь, пока еще кто-нибудь не забрел.
– Это точно домушники. В доме нет света, – бормочет Адалин. – Ни одного признака, что он обитаем.
– Твоя машина во дворе, – напоминаю я.
– Ее наверняка занесло снегом. Да и в такую пургу, кто будет рассматривать…
– Перестань! – обрываю паникершу. – Просто спустимся и посмотрим. Подожди, мой телефон надо найти.
– Потом, Лэнд, – качнув головой, Снежинка включает фонарик на своем. – Заберем утром.
По лестнице мы спускаемся гораздо быстрее, чем поднимались. Не тихо и не осторожно. Почти бегом.
Из-за сквозняка половина свечей потухли, но и оставшихся хватает, чтобы рассмотреть на полу осколки от фарфоровой фигурки снеговика, перевернутый подсвечник, и не успевшие растаять отпечатки подошв обуви. Размер явно не женский. Адалин права. Вероятнее всего, нас навестил грабитель, орудующий в пустующих домах. Возможно, не один.
– Нам не вызвать полицию, связи нет, электричества нет, – срывающимся от страха голосом перечисляет Снежинка.
– И ружья нет, но я, кажется, знаю, где оно, – задумчиво бормочу я, направляясь по снежным следам в прихожую. Адалин семенит за мной, наотрез отказавшись оставаться в гостиной. – В сезон охоты отец оставлял оружейный сейф в сарае, так было удобнее.
– Ты пойдёшь туда? – спрашивает она, наблюдая, как я накидываю свою куртку. Хватается за свой пуховик, суетливо просовывая руки в рукава. – Я с тобой.
– Нет. Дома безопаснее, запрись и жди меня.
– Но, если это урод уже был там? Ты так и не починил дверь сарая! – негодующе восклицает Адалин.
– Я чинил, Снежинка. Засов совсем новый, – хмуро произношу я. – К тому же, кроха, – подмигиваю ей с напускным спокойствием. – Что может угрожать призраку? Это ты у нас живая, а я здесь, видимо, чтобы спасать тебя.
– Не ходи! – всхлипывает Снежинка, хватая меня за отвороты куртки. – Не надо, – умоляет, отчаянно глядя в глаза. – Наши двадцать четыре часа еще не закончились.
– Они бы и не начались, если бы я сразу сказал тебе правду, – погладив Адалин по пылающей щеке, тихо говорю я.
– Сразу мы даже не узнали друг друга, и не нужна мне никакая правда.
– Не в Рождество, Адалин Скай, а шестнадцать лет назад, еще перед операцией.
– Я не понимаю… – она отступает назад, резко выпуская ткань моей куртки из пальцев. В коридоре темно, мы почти не видим друг друга, но ее взгляд прожигает насквозь. Она даже не догадывается, насколько я дерьмовый человек.
– За рулем автомобиля, спровоцировавшим аварию, в которой погибли твои родители, а ты получила тяжелую травму, находилась моя жена, – сказав самое страшное, я набираю побольше кислорода в легкие и продолжаю говорить. – Мы сильно поссорились накануне, и я ушел из нашей квартиры, жил в больнице, в своем кабинете, а она почему-то решила, что я поехал за город, в отцовский коттедж, – горло перехватывает и прерываюсь, чтобы прокашляться. Адалин молчит и не факт, что захочет заговорить со мной, когда я закончу. – Сильвия мне звонила в момент столкновения. Я не ответил, потому что оперировал пациента. Но я бы не ответил, даже если бы пил пиво в баре с Джоном Ресслером. Тебе может все это показаться бредом, потому что в заключениях дорожной полиции ты видела другую фамилию. Сильвия Карпентер. Сильвия Бейкер, по ее мнению, звучало гораздо проще, а я не настаивал.
– Но ее признали невиновной, – безжизненно выдыхает Адалин. – Я… читала решение.
– Клянусь, Лин, ни я, ни отец Сил никого не подкупали, – обхватив Снежинку за плечи, горячо заверяю я. – Это было честное расследование, но я чувствовал ответственность за то, что произошло. Если бы мы не поссорились, Сил не поехала бы в дом отца, не отвлекалась бы от дороги на звонки… и мы бы с тобой никогда не встретились, – проглотив горький комок, образовавшийся от последних слов, я нахожу в себе силы продолжить. – Но то, что уже случилось, не обернешь вспять, и решил, что должен помочь девочке, выжившей в аварии, сделать все, чтобы она вернулась к нормальной жизни.
– То есть ты с самого начала знал, кто я? – через силу спрашивает Адалин.
– Да. Отец Сильвии – заведующий клиникой, где тебя оперировали. Тебя направили к нам по моему ходатайству.
– А я восприняла твое особое отношение, как нечто другое, – негромко отзывается Снежинка. – Но это всего лишь чувство вины. Такое же глубокое, и подсознательное, как по отношению к твоему отцу. Именно поэтому ты продолжаешь меня спасать каждое Рождество, чтобы больше не чувствовать себя виноватым. – Ее ледяные ладони накрывают мои. – Тебе нужно мое прощение, чтобы уйти, – со щемящей тоской заключает моя маленькая сумасшедшая Лин. – Но его должен просить не ты, Лэндон. И не у меня.
– Лин…, – ее пальчики затыкают мой рот.
– Хватить болтать. Для призрака ты слишком разговорчив, – я отчётливо слышу боль в ее голосе, а еще нежность и сожаление. – Много лет назад поверх шрама, оставшегося после операции, я набила ладони мужчины, который спас меня от ужасающей перспективы провести остаток дней в инвалидной коляске. Он подарил мне вторую жизнь, и именно за это я отдала ему свое сердце. Ты мог ничего не сделать, Лэндон. Как миллионы других. Забыть о случившейся аварии и пострадавшей девочке, перевернуть страницу и жить дальше. Но ты не такой, хотя по какой-то дурацкой причине считаешь себя ужасным человеком, никудышным мужем и равнодушным сыном. На твоей груди ангел, Бейкер. И он там не случайно. Плохие люди выбирают себе другие сюжеты для увековечивания на своем теле, – она замолкает, растратив всю внутреннюю энергию на поток слов, и когда до меня доходит, что пытается донести Снежинка, то мне действительно, как тому унылому мужику из «Привидения» начинает казаться, что я вижу свет, но не какой-то божественный, возвышенный и благодатный, а Снежинкин, человеческий, карамельно-кексовый. И если бы не разгуливающий домушник по двору, мы бы наверняка решились на вторую порцию нашего фирменного лакомства с поджарками, прямо здесь, в коридоре и не снимая верхней одежды.
Где-то в глубине дома старинные настенные часы отбивают полночь, в гостиной одна за другой гаснут свечи, ярко вспыхивает огоньками в камне, ветер бросает горстью снега в окна, а сквозняк задорно звенит колокольчиками на омеле, подвешенной над обеденным столом. Нам не нужно быть там, чтобы все это представить.
– С Рождеством, Снежинка, – шепчу я и целую ее, жадно, неистово, как в последний раз… в этой реальности.
– Не ходи. Останься со мной, – задыхаясь, просит Адалин, когда я с мучительной болью отрываю ее от себя.
