– Принц, – отрезал я. – Сказать, что это не так, было бы изменой. Так же, как и назвать его королем. Или королевой. Потому что он пока только принц.
Я дал моей скрытой угрозе утвердиться в его голове. Я не стал прямо обвинять его в измене, потому что ему пришлось бы умереть за это. Такой напыщенный осел, как Лэнс, не заслуживал смерти только за то, что повторял речи своего господина. Я увидел, как глаза его расширились.
– Я не хотел сказать ничего...
– Ничего и не случится, – перебил я его, – пока ты будешь помнить, что нельзя купить лошадь у человека, которому она не принадлежит. Это лошади Баккипа, принадлежащие королю.
– Конечно, – Лэнс дрожал, – может быть, это неправильная бумага. Я уверен, что тут какая-то ошибка. Я пойду к своему господину.
– Разумное решение, – тихо произнес за моей спиной Хендс, снова обретая уверенность.
– Что ж, тогда пошли, – рявкнул Лэнс своему мальчику и толкнул парнишку. Мальчик злобно посмотрел на нас и пошел за своим хозяином. Я не винил его. Лэнс был из тех людей, которым обязательно нужно отомстить кому-то за свое плохое настроение.
– Как ты думаешь, они вернутся? – тихо спросил меня Хендс.
– Или вернутся, или Регалу придется отдать назад деньги герцогу Рему.
Мы молча обдумали вероятность этого.
– Так. Что же мне делать, когда они вернутся?
– Это только подпись Регала, больше ничего. Если бумагу подпишет король или будущая королева, ты должен отдать им лошадей.
– Одна из этих кобыл жеребая! – возразил Хендс. – У Баррича были большие планы на жеребенка. Что он скажет, если, когда он вернется, лошадей не будет?
– Мы всегда должны помнить, что эти лошади принадлежат королю. Он не рассердится на тебя за то, что ты подчинился правильному приказу.
– Мне это не нравится. – Он возбужденно посмотрел на меня. – Не думаю, что такое могло бы случиться, если бы Баррич был здесь.
– Полагаю, могло бы, Хендс. Не вини себя. Сомневаюсь, что это худшее из того, что мы увидим еще до конца зимы. Но пошли мне весточку, если они вернутся.
Он мрачно кивнул, и я ушел. Мой визит в конюшни был испорчен. Я не хотел идти по рядам стойл и думать о том, сколько лошадей там останется к концу зимы.
Я пересек двор, медленно вошел внутрь и поднялся по ступенькам в свою комнату. Я остановился на площадке. Верити? Ничего. Я ощущал его присутствие в себе, он мог передать мне свое желание, иногда даже свои мысли. Но по-прежнему, когда я пытался дотянуться до него, у меня ничего не получалось. Это расстраивало меня. Умей я уверенно пользоваться Скиллом – ничего этого не случилось бы. Я остановился, чтобы от души проклясть Галена и все, что он сделал со мной. У меня был Скилл, а он выжег его из меня, оставив мне только эту странную непредсказуемую силу. Но что с Сирен? Или Джастином? И всеми остальными членами группы? Почему Верити не использовал их, чтобы узнавать, что происходит в замке, и передавать через них свои желания?
Страх охватил меня. Почтовые птицы из Бернса. Сигнальные огни, владеющие Скиллом члены группы на башнях – по-видимому, все эти способы связи внутри королевства и с королем работали очень плохо. Скорее они соединяли Шесть Герцогств в одно целое и делали нас королевством, чем союз герцогов. Теперь, в это тяжелое время, мы больше, чем когда-либо, нуждались в них. Почему они не работают?
Я хотел задать этот вопрос Чейду и взмолился, чтобы он поскорее вызвал меня. Он стал звать меня реже, чем раньше, и я чувствовал, что нуждаюсь в его советах. Что ж, а разве я не исключил его из большей части моей жизни? Может быть, то, что я чувствую, это просто отражение всего того, что скрываю от него я? Естественное отдаление, которое возникает между убийцами?
Я подошел к двери своей комнаты как раз в тот момент, когда Розмэри перестала стучать.
– Я тебе нужен? – спросил я ее. Она очень серьезно сделала реверанс.
– Наша госпожа, будущая королева Кетриккен, хочет, чтобы вы пришли к ней, как только сможете.
– Это значит прямо сейчас, верно? – Я пытался заставить ее улыбнуться.
– Нет, – нахмурилась она. – Госпожа сказала “как только сможете”, сир. Разве это неправильно?
– Совершенно правильно. Кто так усердно занимается твоими манерами?
Она тяжело вздохнула.
– Федврен.
– Федврен вернулся из своего летнего путешествия?
– Он вернулся уже две недели назад, сир!
– Видишь, как мало я знаю! Когда я в следующий раз его увижу, обязательно расскажу, как хорошо ты говоришь.
– Спасибо вам, сир.
Позабыв о своем тщательно соблюдаемом этикете, она уже прыгала к тому времени, когда добралась до верхних ступенек, и я услышал, как ее каблучки стучат по ступенькам, как камушки. Славный ребенок. Я не сомневался в том, что Федврен натаскивает ее для работы посыльной. Это была одна из его обязанностей. Я быстро зашел в свою комнату, чтобы переменить рубашку, и спустился вниз, к покоям Кетриккен. Я постучал в дверь, и Розмэри открыла.
– Вот я и смог, – сказал я ей и был вознагражден улыбкой и ямочками на щеках.
– Входите, сир. Я скажу моей госпоже, что вы уже здесь, – произнесла она, указала мне на кресло и исчезла во внутренних покоях. Изнутри я услышал приглушенное бормотание женских голосов. Сквозь открытую дверь я увидел леди, которые занимались шитьем и болтали. Королева Кетриккен кивнула Розмэри, извинилась и вышла ко мне. Через секунду она остановилась передо мной. Бирюзовое платье подчеркивало синеву ее глаз. Свет поздней осени пробивался сквозь заставленное цветами окно и блестел в золоте ее волос. Я понял, что уставился на нее, и опустил глаза. Потом встал и поклонился. Она не стала ждать, пока я выпрямлюсь.
– Давно ли ты был у короля? – без предисловий спросила она меня.
– В последние несколько дней не был, моя леди, королева.
– Тогда я предлагаю тебе навестить его сегодня вечером. Я беспокоюсь о нем.
– Как вам будет угодно, моя королева. – Я ждал. Она, конечно, не за этим звала меня.
Через мгновение она вздохнула:
– Фитц, здесь я одинока, как никогда раньше. Неужели ты не можешь называть меня Кетриккен и хоть некоторое время обращаться со мной как с человеком?
Внезапная перемена ее тона выбила меня из колеи.
– Конечно, – ответил я, но голос мой был слишком официальным.
Опасность, прошептал Ночной Волк.
Опасность? Как это?
Это не твоя самка. Это самка вожака.
Как будто я нащупал языком свой больной зуб. Осознание ошеломило меня. Здесь была опасность, которой следовало остерегаться. Она моя королева, но я не Верити, а она не моя возлюбленная, как бы ни билось мое сердце при виде нее.
