Это моя слабость. Я слишком многого хочу.
Он посмотрел на меня.
Ты слишком многое любишь. Моя жизнь гораздо проще.
Он любил только меня.
Это верно. Единственная трудность, которая у меня есть, – та, что ты никогда в это не поверишь.
Я тяжело вздохнул. Ночной Волк внезапно чихнул, потом отряхнулся.
Мне не нравится эта мышиная пыль. Но прежде чем я уйду, почеши своими ловкими руками у меня за ушами. Мне трудно сделать это как следует, не оставив царапин.
И я почесал ему за ушами, и под подбородком, и затылок, после чего он завалился на бок, как щенок.
– Псина, – сказал я ему с чувством.
За это оскорбление ты заплатишь!
Он вскочил на ноги, сильно укусил меня за плечо, скользнул в дверь и исчез. Я засучил рукав и увидел глубокие белые вмятины, которые едва не кровоточили. Волчий юмор.
Короткий зимний день угас. Я вернулся в замок и заставил себя пройти через кухню, чтобы дать поварихе возможность пересказать мне все сплетни. Я набивал желудок сливовым пудингом и бараниной, пока она тараторила о возможном выкидыше у королевы и о том, как стражники пробивались в покои короля, после того как часовой внезапно умер от апоплексического удара.
– Принц Регал все время беспокоился и торопил их, поскольку боялся, что с королем что-то случилось. А когда они вошли, король, несмотря на весь этот шум, спал как младенец, сир. И так крепко спал, что они не смогли разбудить его, чтобы сказать, зачем разрубили дверь.
– Удивительно, – согласился я, и она продолжала рассказывать обо всем происходящем в замке. Я узнал, что в эти дни все говорили о том, кого берут, а кого не берут в Тредфорд. Повариха должна была ехать – она пекла такие вкусные крыжовенные пирожные и слоеные булочки. Она не знала, кто будет готовить здесь, но полагала, что кто-то из гвардейцев. Регал сказал, что она может взять все кастрюли, которые пожелает, и она благодарна ему за это, но ей будет не хватать баккипского очага, потому что она никогда не встречала ничего лучшего. Тут отличная тяга, а крючки для мяса сделаны на нужной высоте. Я слушал ее и ждал, когда же она перейдет к менее значительным, по ее мнению, событиям своей жизни. Стража королевы, как я узнал, останется в Баккипе, так же как и те немногие, кто по-прежнему носил цвета личной стражи короля Шрюда. Поскольку солдаты потеряли право находиться в его комнатах, они превратились в унылый и разочарованный отряд. Но Регал настаивал, чтобы эти группы солдат остались и сохранили видимость королевского присутствия в Баккипе. Розмэри должна была уехать, как и ее мать, но это никого не удивляло, поскольку все знали, кому они прислуживают. Федврен не ехал. Так же, как и Меллоу. Вот чьего голоса Кетриккен будет не хватать, но в конце концов она, наверное, привыкнет к птичьему пению чужеземцев.
Она и не подумала спросить, еду ли я.
Поднимаясь в свою комнату, я пытался представить себе, каким станет Баккип. Высокий Стол опустеет. Нам будут подавать простую лагерную пищу, которую лучше всего умеют готовить солдатские повара, – пока хватит запасов. Я предполагал, что мы будем есть дичь и морские водоросли до наступления лета. Я беспокоился больше за Пейшенс и Лейси, чем за себя. Грубые помещения и грубая еда не смущали меня, но они к этому не привыкли. По крайней мере, тут останется Меллоу, чтобы радовать их своими песнопениями. Конечно, если только в таком отдалении от королевского двора им не овладеет меланхолия. И Федврен. Наверное, будут дети, которых нужно учить, и они с Пейшенс, возможно, займутся приготовлением бумаги. Я старался храбро принять настоящее, чтобы таким образом найти для нас какое-то будущее.
– Где ты был, бастард? – из дверей навстречу мне внезапно шагнула Сирен. Она ожидала, что я вздрогну. Но мой Уит предупредил меня о чьем-то присутствии. Я не вздрогнул.
– Выходил.
– Ты пахнешь собакой.
– Ну, у меня есть маленькое оправдание. Я и был с собаками. С теми, которые еще остались в конюшнях.
Ей потребовалось всего мгновение, чтобы обнаружить в моем вежливом ответе замаскированное оскорбление.
– Ты пахнешь собакой, потому что сам больше чем наполовину собака, звериный колдун!
Я чуть было не сказал что-нибудь нелестное по поводу ее матери, но внезапно на меня нахлынули воспоминания детства.
– Помнишь, как твоя мать заставляла тебя носить темный фартук, когда мы учились писать, потому что ты все время разливала чернила?
Она угрюмо смотрела на меня, обдумывая этот вопрос и пытаясь обнаружить какой-нибудь подвох.
– Что с того? – спросила она наконец, не в силах пропустить мое замечание мимо ушей.
– Ничего. Просто я это помню. Было время, когда я помогал тебе правильно писать хвостики букв.
– Это не имеет ничего общего с сегодняшним днем, – огрызнулась она.
– Нет. Это моя дверь. Ты собираешься зайти ко мне?
Она плюнула – плевок не задел меня, но угодил прямо в мои двери. Почему-то я решил, что она не сделала бы этого, если бы не покидала Баккип вместе с Регалом. Замок не был больше ее домом, и она считала, что вправе пачкать его, прежде чем уедет отсюда. Это о многом сказало мне. Она не собиралась сюда возвращаться.
В своей комнате я тщательно проверил замки и задвинул дверь на тяжелый засов. Потом я убедился, что окно хорошо закрыто ставнями. После этого я заглянул под кровать и сел наконец в кресло у очага, чтобы подремать, пока меня не позовет Чейд.
Меня разбудил стук в дверь.
– Кто там? – крикнул я.
– Розмэри. Королева хочет видеть вас.
К тому времени, когда я отпер замки и засовы, девочка уже убежала. Она была всего лишь ребенком, но меня все-таки рассердило, что такое сообщение выкрикивают через дверь. Я быстро привел себя в порядок и поспешил в покои королевы. Проходя мимо покоев короля, я увидел печальные обломки, которые некогда были дверью в спальню Шрюда. Здоровенный гвардеец стоял на страже – парень из Внутренних Герцогств, которого я не знал.
Королева Кетриккен лежала на диване у очага. Несколько дам беседовали в разных углах комнаты, но около королевы никого не было. Глаза ее были закрыты. Она выглядела такой усталой, что я подумал, не ошиблась ли Розмэри. Но леди Хоупфул сделала мне знак подойти к королеве и принесла низкую скамеечку, на которую я мог сесть. Она предложила мне чашку чая, и я с благодарностью согласился. Как только леди Хоупфул ушла за чаем, Кетриккен открыла глаза.
– Что теперь? – спросила она так тихо, что мне пришлось низко наклониться к ней, чтобы расслышать ее вопрос. Я искоса посмотрел на нее.
– Шрюд спит. Но он не может спать вечно. То, чем его опоили, перестанет действовать, а когда это произойдет, мы снова окажемся в опасном положении. Последует церемония назначения будущего короля. Возможно, принц будет занят этим. Ему придется проследить за тем, как шьют новые костюмы, примерить их и позаботиться обо всех мелких деталях, которые он так любит. Это может на некоторое время удержать его от посещений короля.
