– Где Верити? – зарычал он.
– Мой принц? – спросил я, как будто не понял, чего он хочет.
– Где мой брат? Эта его проклятая жена... – Он замолчал, задыхаясь от ярости. – Где мой брат обычно бывает в это время?
Я не стал лгать.
– Иногда он рано утром отправляется в свою башню. Или, возможно, он завтракает. Или в купальнях, – предположил я.
– Никчемный ублюдок! – Регал выпустил меня, развернулся и побежал в сторону башни. Я надеялся, что подъем развлечет его. И как только он скрылся из вида, я тоже бросился бежать, чтобы не терять драгоценного времени, которое я выиграл.
В то мгновение, когда я вошел во двор, причина ярости Регала стала ясна. Кетриккен стояла на сиденье в повозке, и все головы были повернуты к ней. На ней была та же одежда, что и предыдущей ночью. При дневном свете я увидел пятно крови на рукаве ее белой меховой куртки. Ее пурпурные штаны тоже были в крови. Она была в сапогах и шапке, готовая к охоте. Меч висел у нее на бедре. Страх поднимался во мне. Как она может? Я огляделся, желая понять, что она говорит. Все лица были повернуты к ней, все глаза широко раскрыты. Я пришел в мгновение полной тишины. Мужчины и женщины, казалось, задержали дыхание в ожидании ее следующих слов. Она заговорила спокойно, но толпа была настолько безмолвна, что чистый голос будущей королевы легко разносился в холодном воздухе.
– Я говорю вам, что это не охота, – серьезно продолжала Кетриккен. – Оставьте ваше веселье и хвастовство. Уберите с вашей одежды все драгоценности. Пусть ваши сердца осознают, что мы делаем.
В ее речи все еще слышался горский акцент, но я заметил, как тщательно было выбрано каждое слово, как выверена каждая фраза.
– Мы идем не на охоту, – повторила она. – Мы идем, чтобы избавить от страданий наших людей. Красные корабли украли их у нас. Они забрали сердца “перекованных” и оставили их тела, которые преследуют нас. Тем не менее те, кого мы навеки успокоим сегодня, дети Шести Герцогств. Наши родные. Мои солдаты, я прошу вас, чтобы каждая выпущенная сегодня стрела и каждый нанесенный удар убивали мгновенно. Я знаю, что вы достаточно искусны для этого. Хватит страданий. Пусть каждая смерть сегодня будет, насколько возможно, быстрой и милосердной – ради нас самих. Давайте сожмем зубы и уничтожим угрозу с такой же решимостью и сожалением, с какими мы отрубаем искалеченную руку. Потому что именно это мы делаем. Никакой мести, мои воины. Но лечение, за которым должно последовать исцеление. Теперь делайте, как я сказала.
Несколько мгновений она стояла молча и смотрела вниз, на всех нас. Как во сне, люди начали двигаться. Охотники сняли перья и банты, талисманы и драгоценности со своей одежды и отдали все это пажам. Хвастливое веселье испарилось. Она отобрала у них эту самозащиту, вынудив всех понять, что они на самом деле собираются делать. Никого это не привлекало. Люди стояли в растерянности, ожидая, что она еще скажет. Кетриккен хранила молчание и оставалась неподвижной, притягивая к себе взгляды собравшихся. Увидев, что все внимание обращено к ней, она снова заговорила.
– Хорошо, – тихо похвалила она нас, – а теперь внимательно выслушайте меня. Я хочу, чтобы мы взяли с собой носилки, или пусть фургоны сопровождают нас – как сочтут нужным в конюшне. Выложите их соломой. Ни одно тело не будет оставлено на съедение лисицам и воронам. Мы привезем их сюда, запишем имена погибших, если они будут нам известны, и приготовим все для костра, который разжигают в честь павших в битве. Если удастся разыскать родственников, семьи их будут нам известны и их можно будет найти, мы пригласим их на церемонию оплакивания. Тем, кто живет далеко, мы пошлем известие о случившемся. Им будут полагаться все почести, которые получают люди, потерявшие в бою своих родных. – Невольные слезы бежали по ее щекам. Она не вытирала их, и они блестели в свете солнца, как великолепные бриллианты. Ее голос окреп, когда она обернулась, чтобы отдать распоряжение другой группе: – Мои повара и слуги! Накройте все столы в Большом зале и приготовьте поминальную трапезу. Снабдите Малый зал водой, травами и чистой одеждой, чтобы мы могли приготовить тела наших людей к сожжению. Все остальные, оставьте ваши обычные дела, собирайте дрова и складывайте погребальный костер. Мы вернемся, чтобы сжечь наших мертвых и оплакать их, – она огляделась, посмотрев в глаза каждому. Потом лицо ее окаменело. Она выхватила из-за пояса меч и подняла его вверх, принося клятву: – Когда мы отдадим дань памяти погибшим, мы будем готовиться к отмщению. Те, кто отнял наших людей, должны узнать силу нашего гнева! – Медленно она опустила клинок и точным движением вложила его в ножны. Снова глаза ее приказывали нам. – А теперь едем, мои воины!
По моей коже побежали мурашки. Вокруг меня мужчины и женщины вскакивали на лошадей. Каким-то образом у повозки, на которой стояла Кетриккен, оказался Баррич, безупречно рассчитавший время. Он вел оседланную Софтстеп. Мне было интересно, почему он взял эту черную с красным сбрую – цвета скорби и отмщения. Она распорядилась или он просто знал? Кетриккен шагнула вниз, прямо на спину лошади, потом опустилась в седло, и Софтстеп спокойно приняла ее, несмотря на новую сбрую. Охота началась.
– Останови ее, – прошипел Регал у меня за спиной, и, развернувшись, я обнаружил, что оба, и он и Верити, стоят рядом со мной, совершенно не замеченные охотниками.
– Нет, – осмелился я возразить. – Неужели вы не чувствуете? Это нельзя испортить. Она что-то вернула им всем. Я не знаю, что это, но им этого отчаянно не хватало долгое время.
– Это гордость, – сказал Верити. Его глубокий голос прозвучал, как гром. – То, чего не хватало всем нам, и мне в первую очередь. Это едет королева, – продолжил он в тихом изумлении. Был ли в его голосе оттенок ревности? Он медленно повернулся и пошел назад, в замок. За нашими спинами шум голосов стал громче. Люди спешили выполнить ее распоряжения. Я шел рядом с Верити, оглушенный тем, чему был свидетелем. Регал обогнал меня, встал перед Верити и посмотрел ему в лицо. Он дрожал от ярости. Мой принц остановился.
– Как ты мог допустить, чтобы это произошло? Неужели у тебя нет совсем никакого влияния на эту женщину? Она издевается над нами! Кто она такая, чтобы раздавать приказы и уводить из замка стражу? Кто она такая, чтобы нагло распоряжаться здесь? – голос Регала сорвался от бешенства.
– Моя жена, – сказал Верити тихо, – и твоя будущая королева, которую ты сам выбрал. Отец заверил меня, что ты выберешь женщину, достойную быть королевой. Думаю, ты справился с этим лучше, чем сам ожидал.
– Твоя жена? Твоя гибель, ты, осел! Она унижает тебя! Она перережет тебе глотку во сне! Она крадет их сердца, она создает себе имя! Неужели ты этого не видишь, ты, болван? Ты можешь быть доволен, если эта горная лисица стащит у тебя корону, а я нет.
Я быстро нагнулся и начал перешнуровывать сапог, чтобы не оказаться свидетелем того, как принц Верити ударит принца Регала. Я действительно услышал звук пощечины и подавленный вопль ярости. Когда я поднял глаза, Верити стоял так же спокойно, как прежде, а Регал наклонился вперед, прижав руку к носу и рту.
