Внутренние Герцогства начали возмущаться налогами, собираемыми для защиты берегов, которые не имели к ним никакого отношения, и двор Баккипа тоже раскололся на два враждебных лагеря. Прибрежные Герцогства требовали военных кораблей, солдат и эффективных действий в борьбе с пиратами, которые всегда наносили удар там, где их меньше всего ожидали. Выросший на материке, принц Регал надеялся собрать недовольных под свое крыло и улещивал Внутренние Герцогства подарками и социальными льготами. Наследник Верити, убедившись, что Скилла уже недостаточно, чтобы удержать пиратов, занялся постройкой боевых кораблей для защиты Прибрежных Герцогств и уделял мало внимания своей королеве. И надо всем этим скорчился, как огромный паук, король Шрюд, пытаясь удержать власть, разделенную между ним и его сыновьями, и сохранить все в равновесии, не дав Шести Герцогствам распасться.
Я проснулся оттого, что кто-то прикоснулся к моему лбу. Раздраженно заворчав, я мотнул головой. Одеяла были скомканы; я с трудом высвободился и сел, чтобы посмотреть, кто посмел побеспокоить меня. Шут короля Шрюда беспокойно ерзал на стуле рядом со мной. Я дико уставился на него, и он отпрянул от моего взгляда. Беспокойство охватило меня.
Шут должен был быть в Баккипе, рядом с королем, за много миль и дней пути отсюда. Я никогда не слышал, чтобы он оставлял свое место подле короля больше чем на несколько часов ночного отдыха. Его появление здесь не предвещало ничего хорошего. Шут был моим другом – насколько он вообще мог быть чьим-нибудь другом при его странности. Но он всегда приходил ко мне по какой-нибудь причине, и эта причина редко бывала приятной или обыденной.
Он выглядел усталым как никогда прежде. На нем был незнакомый шутовской наряд из зеленых и красных кусочков ткани, а в руках он держал шутовской же скипетр с крысиной головой. Яркая одежда сильно контрастировала с его бесцветной кожей. Из-за нее он казался полупрозрачной свечкой, оплетенной остролистом. Его одежда выглядела более настоящей, чем он сам. Его тонкие светлые волосы струились из-под колпака, как волосы утопленника в море, а танцующие языки пламени очага отражались в его глазах. Я потер мои слипающиеся глаза и откинул волосы со лба. Они были влажными; во сне я вспотел.
– Привет, – с трудом произнес я, – не ожидал увидеть тебя здесь. – Во рту у меня пересохло, язык, казалось, распух. Я болен, вспомнил я. Все было как в тумане.
– А где еще? – он скорбно посмотрел на меня. – Чем больше вы спите, тем менее отдохнувшим выглядите. Ложитесь, мой лорд, позвольте мне устроить вас поудобнее. – Он хлопотливо начал взбивать мои подушки, но я жестом остановил его. Что-то тут было не так. Шут никогда не разговаривал со мной столь почтительно. Друзьями мы были, но его слова, обращенные ко мне, всегда были обманчивыми, как кислое недозрелое яблоко. Если эта внезапная доброта была проявлением жалости, мне она не нужна.
Я посмотрел вниз, на свою расшитую ночную рубашку, на богатое покрывало. Что-то показалось мне странным. Я был слишком усталым и ослабевшим, чтобы думать об этом.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я его.
Он тяжело вздохнул:
– Я ухаживаю за вами. Наблюдаю за вами, когда вы спите. Я знаю, вы считаете, что это глупо, но я ведь и есть дурак. Так что я должен быть глупым. И все-таки вы задаете мне один и тот же вопрос каждый раз, когда просыпаетесь. Позвольте тогда предложить кое-что поумнее. Я умоляю вас, мой лорд, позвольте мне послать за другим целителем.
Я откинулся на подушки. Они были влажными от пота. Я знал, что могу попросить шута сменить их, и он бы это сделал, но в любом случае я вспотею снова. Это бесполезно. Я вцепился в свое одеяло узловатыми пальцами и прямо спросил его:
– Почему ты пришел сюда?
Он взял мою руку в свою и погладил ее:
– Мой лорд, я не доверяю вашей внезапной слабости. По-видимому, лекарства этого целителя совершенно не помогают вам. Я боюсь, что он знает гораздо меньше, чем думают люди.
– Баррич? – спросил я недоверчиво.
– Баррич? Если бы он был здесь, мой лорд! Может быть, он и простой конюший, но я уверяю вас, что он гораздо больше целитель, чем этот Волзед, который перекармливает вас лекарствами и вгоняет в пот.
– Волзед? Баррича тут нет?
Лицо шута помрачнело:
– Нет, мой король. Он в горах, вы же прекрасно знаете.
– Твой король, – сказал я и попытался засмеяться: – Какая насмешка!
– Что вы, мой лорд, – сказал он мягко, – что вы!
Его нежность смутила меня. Это был не тот шут, которого я знал, полный насмешек и загадок, хитрых уколов, каламбуров, искусных оскорблений. Я внезапно почувствовал себя растянутым, как старая веревка, и таким же потрепанным. Тем не менее я попытался сложить два и два.
– Значит, я в Баккипе?
Он медленно кивнул.
– Конечно, – огорченно сжал губы он.
Я молчал, пытаясь измерить всю глубину предательства. Каким-то образом меня вернули в Баккип. Против моей воли. И даже не посчитали нужным, чтобы Баррич сопровождал меня.
– Позвольте мне дать вам немного еды, – взмолился шут, – вы всегда чувствуете себя лучше после того, как поедите. – Он встал. – Я принес ее наверх много часов назад. Держал ее у очага, чтобы не остыла.
Я устало проводил его взглядом. У большого очага он нагнулся, чтобы взять закрытую кастрюлю. Поднял крышку, и я ощутил запах жирной тушеной говядины. Он начал накладывать мясо в тарелку. Прошли многие месяцы с тех пор, как я в последний раз пробовал говядину. В горах ели только оленину, баранину и козлятину. Я устало оглядывал комнату. Тяжелые гобелены, массивные деревянные кресла. Тяжелые камни очага, богатая драпировка кровати. Я знал это место. Это была королевская спальня в Баккипе. Почему я здесь, в королевской постели? Я попытался спросить шута, но кто-то другой заговорил моими губами:
– Я слишком много знаю, шут. Я больше не могу удерживать в себе это знание. Иногда это похоже на то, что кто-то другой контролирует мою волю и заставляет меня думать о том, чего я предпочел бы не касаться. Мои стены пробиты. Все это поднимается во мне, подобно приливу. – Я глубоко вздохнул, но не мог выдохнуть. Сперва в ушах у меня зазвенело, потом я словно погрузился в медленный поток холодной воды. – Новый прилив, – выдохнул я. – Прилив, – я задыхался. – Несет корабли. Корабли с красными килями...
Глаза шута тревожно расширились:
– В это время года, ваше величество? Конечно же, нет. Не зимой!
Мою грудь сдавило, я задыхался. Я пытался заговорить.
– Зима наступает слишком мягко. Она избавила нас и от штормов, и от своей защиты. Смотри. Смотри туда, на воду! Видишь? Они приближаются. Они идут из тумана. – Я поднял руку, чтобы показать ему. Шут поспешно подошел и встал рядом со мной. Он наклонился и посмотрел туда, куда я показывал, но я знал, что он не может ничего увидеть. Тем не менее он преданно положил руку на мое плечо и вглядывался, как будто мог силой воли преодолеть стены и мили, разделявшие его и мое видение. А я мечтал быть таким же слепым, как он. Я схватил бледную руку с длинными пальцами, лежащую на моем плече. На мгновение я взглянул на свою иссохшую ладонь и королевское кольцо с печатью, надетое на костлявый палец с распухшим суставом. Потом мой ленивый взгляд оторвался от руки, и видение унесло меня с собой.
