Общий отход превращал поврежденные в бою, вышедшие из строя по техническим причинам и просто оставшиеся без горючего боевые и вспомогательные машины в трофеи оккупантов. Не следует думать, что в этом отношении Приграничное сражение являет собой нечто исключительное в мировой истории войн. Более того, не столь благополучно обстояли дела с восстановлением техники у нашего тогдашнего противника. Так, в донесении оберквартирмейстера 1-й танковой группы, подготовленном 13 июля 1941 г., указывалось: «16-я танковая дивизия еще не сумела восстановиться после сильных потерь материальной части путем возвращения в строй танков, подлежавших ремонту. Помимо того, что безвозвратные потери в танках были исключительно велики (60 машин), дивизия не располагает достаточным числом квалифицированных специалистов, способных быстро восстановить поврежденные танки»
[527]. Понятно, что в случае разворота ситуации на 180 градусов на дорогах останется масса немецких танков. Собственно, так и происходило в 1943–1945 гг. Здесь в высшей степени характерным примером является Курская битва. Например, в период немецкого наступления 4—10 июля 1943 г. 7-я и 11-я танковые дивизии 4-й танковой армии Гота потеряли безвозвратно всего 10 и 3 танка соответственно. Однако в начале августа Воронежский и Степной фронты переходят в наступление, и немцы начинают быстро терять ремонтопригодные, но обездвиженные танки. За период 3—10 августа 1943 г. 7-я и 11-я танковые дивизии теряют безвозвратно 29 и 38 танков соответственно. Точно так же при отходе в начале августа 1943 г. в Борисовке, где располагались ремонтные мастерские 39-го танкового полка, были взорваны сразу 35 новейших «Пантер». Подобные примеры можно приводить бесконечно.
Тягач «Коминтерн». Трактор стоит на краю гигантской воронки, скорее всего от авиабомбы
Однако не следует думать, что главной проблемой Красной Армии летом 1941 г. была техника. Вышеприведенные факты скорее объясняют тот факт, что могучие Т-34 и КВ, с многочисленными оспинами на броне, не разорвали в клочья немецкие танки и пехоту еще на дальних подступах к Днепру. Серьезным недостатком, снизившим эффективность действий механизированных корпусов РККА в Приграничном сражении, являлось несовершенство их организационной структуры. К началу войны у советского руководства не было опыта практического использования самостоятельных танковых соединений, т. е. действий танков в отрыве от стрелковых корпусов и дивизий. Именно по такому сценарию пришлось воевать механизированным корпусам в Приграничном сражении на Украине: срыв с места постоянной дислокации, марш на фланг немецкого танкового клина и наступление в отрыве от других частей. Действия такого характера требуют определенной доли автономности, умения решать разнообразные задачи без посторонней помощи. Танк сам по себе – это стальная коробка, из которой очень мало и плохо видно. Если танки прорвутся на позиции противника в одиночестве, их расстреляют тяжелой артиллерией и забросают бутылками с зажигательной смесью. Поэтому мало обеспечить успешное движение танков, защитив их толстой броней, нужно обеспечить движение за ними своей пехоты. Провести за танком пехотинца можно не только расстреливая из танковой пушки пулеметы, но выигрывая артиллерийскую дуэль. Иначе неуязвимые для танков гаубицы на закрытых позициях выкосят или заставят залечь пехоту и оставят танки в одиночестве. Если к тому же наши танки не обладают толстой броней, то на плечи артиллерии ложится бремя борьбы с противотанковыми пушками противника. В последнем случае, помимо гаубичной артиллерии, в ход идут противотанковые пушки, выбивающие своих «коллег» по другую сторону фронта в ходе танковой атаки. Механизированные корпуса РККА формировались, исходя из неких довоенных теоретических умозаключений, и были откровенно недогружены артиллерией. Немецкая танковая дивизия без средств усиления имела 24 105-мм легких полевых гаубиц leFH18, 12 150-мм тяжелых полевых гаубиц sFH18 (4 из которых часто заменялись 105-мм пушками К18). Артполк советской танковой дивизии по штату вооружался двенадцатью 152-мм гаубицами М-10 и двенадцатью 122-мм гаубицами М-30, уступая противнику и качественно (М-10 была слабее sFH 18 и К18) и количественно. Усугублялась ситуация типичными для 1941 г. проблемами с транспортом, когда артиллерийский полк танковых дивизий мехкорпусов оказывался частично обездвижен. Крупные массы танков получали просто ничтожную поддержку артиллерии и массово выбивались артиллерией немцев. Противотанковые орудия, т. е. пушки для стрельбы прямой наводкой, в танковой дивизии РККА отсутствовали как класс, а в танковой дивизии
Вермахта их было 48 штук, что повышало эффективность соединения в оборонительном и наступательном бою.
В целом можно сделать вывод, что потери танков в приграничных округах были объективно обусловлены оперативной обстановкой. В любом случае эта техника не пропала зря. Она стала стальным щитом армий особых округов и в конечном счете страны, которая их произвела.
Авиация. ВВС Красной Армии по итогам лета 1941 г. принято считать главными неудачниками советских вооруженных сил, проспавшими удары по аэродромам и впоследствии не оказавшими никакой поддержки своим войскам. В действительности авиация приграничных округов, в первую очередь ЗапОВО, стала жертвой, во-первых, хорошо спланированной и последовательно проводившейся многодневной кампании бомбежек аэродромов, а во-вторых, начатого, но не законченного строительства бетонных взлетных полос. Тем не менее полного уничтожения советских ВВС не произошло, и они оставались действующей силой в Приграничном сражении. То, что их не видели свои войска, является субъективной особенностью восприятия действительности. Немцами действия советских бомбардировщиков регулярно отмечались, а иногда дело доходило до утверждений типа «русские господствуют в воздухе».
Следует отметить, что удары советской авиации концентрировались в первую очередь на вырвавшихся вперед танковых дивизиях противника. Многочисленные пехотные дивизии могли бы легко поглотить те же сотни ФАБ-100 с куда меньшим эффектом. Несмотря на несовершенство организационной структуры ВВС Красной Армии того периода, командование ВВС и командиры авиадивизий смогли сконцентрировать значительные силы бомбардировочной авиации на узких лентах «панцерштрассе». Эффект от ударов с воздуха очевиден и признается противником. Причем эффект был не только сиюминутным, но и долгосрочным. В июле 1941 г. оберквартирмейстер 1-й танковой труппы докладывал: «Из-за высоких потерь грузовиков, особенно в 11-й танковой дивизии (200 штук), которые усложняют и без того тяжелое положение со снабжением, дивизии не в состоянии перебросить дополнительное вооружение из Генерал-губернаторства»
[528].
В свою очередь, эффективность действий немецкой авиации не нужно преувеличивать. Вовсе не авиаудары по лишившимся воздушного «зонтика» войскам стали причиной их разгрома. В качестве ориентиров для ударов с воздуха немецкие командиры сообщали, например, следующее (донесение 16 тд от 27 июня): «Борьба с вражескими танками силами Люфтваффе абсолютно необходима. Поскольку вражеские танки движутся, обозначить границы района бомбежки невозможно. Пока дивизия на дороге, опасности попасть под свои бомбы для дивизии не существует. О съезде с дороги немедленно сообщу по радио»
[529]. Танковые войска пробивали себе дорогу сами, а не двигались по «зеленой улице», пробитой «штуками». Происходило это в том числе ввиду проблем с взаимодействием. В журнале боевых действий VIII авиакорпуса, есть, например, такая запись за 26 июня 1941 г.: «Непосредственная поддержка наших танковых сил невозможна, поскольку они не дают о себе знать, и их командование не в курсе их местонахождения». Уровень взаимодействия с сухопутными войсками у ВВС КА и Люфтваффе отличался не настолько, чтобы перевести количество в качество и сделать ВВС решающим фактором успеха или неуспеха. Разница была, скорее, в отношении сухопутных войск к авиации – большее внимание к обозначению своих войск и переднего края.
