Это «не могу» со стороны выглядит не лучшим образом. Тем не менее следует признать, что своя правда у Кузнецова все же была. Раз на границе оказались вытянутые в нитку на широком фронте дивизии, значит, в распоряжении верховного командования есть достаточно крупные силы, предназначавшиеся для первой операции. Эти крупные силы в распоряжении Москвы действительно были, но они только еще сосредотачивались на рубеже Западной Двины и Днепра. Немедленно затыкать брешь на стыке Северо-Западного и Западного фронтов было нечем.
Вечером 22 июня на свет появился и был разослан в округа весьма интересный и знаковый документ, известный ныне как Директива № 3. Она была отправлена из Москвы в 21.15 22 июня. Уже первая строка Директивы имела прямое отношение к тому, что происходило в Прибалтике: «Противник, нанося удары из Сувалковского выступа на Олита [Алитус. – А.И.]…». То есть информация из штаба Кузнецова была принята к сведению и использована в постановке задач. Соответственно общая задача для войск Красной Армии в Прибалтике звучала следующим образом:
«Концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки»
[85].
Другими словами, утверждение Кузнецова «создать группировку для ликвидации прорыва не могу» было проигнорировано и ему прямо и недвусмысленно указали из Москвы в первую очередь заниматься прорывом противника на стыке с Западным фронтом. В Директиве № 3 задача была не просто поставлена, она была детализирована:
«Армиям Северо-Западного фронта, прочно удерживая побережье Балтийского моря, нанести мощный контрудар из района Каунас во фланг и тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки»
[86].
Конечно, задача прорваться на Сувалки была неподъемной. Тем не менее сам по себе контрудар из района Каунаса представляется не такой уж плохой идеей. Однако командующий Северо-Западным фронтом предпочел синицу в руке. В 22.00 22 июня Кузнецов отправил в Москву еще одно донесение, выдержанное в духе «не могу»: «Получился разрыв с Западным фронтом, который закрыть не имею сил ввиду того, что бывшие пять территориальных дивизий мало боеспособны и самое главное – ненадежны (опасаюсь измены)»
[87].
Заметим, что ссылаясь на небоеспособность территориальных дивизий, Кузнецов мягко уходит от вопроса об использовании подвижных соединений. Две оставшиеся нетронутыми дивизии 3-го мехкорпуса довольно трудно обвинить в низкой боеспособности и ненадежности. Однако у Кузнецова были свои планы на использование мехкорпуса Куркина, и отказываться от них он не собирался. Директива № 3 была им фактически проигнорирована. Никаких новых приказов на контрудар не появилось. В скобках заметим, что слухи о запуганности советских командующих, рабски выполнявших приказы сверху, на поверку оказываются сильно преувеличенными.
Поскольку решение на контрудар было принято командованием Северо-Западного фронта уже утром 22 июня, первые шаги по его реализации были сделаны уже в середине того же дня. 12-й механизированный корпус начал выдвигаться в назначенный район. На марше в районе Груджай 28-я танковая дивизия подверглась сильному удару с воздуха. Было выведено из строя 10 боевых и б колесных машин. На командном пункте дивизии жертвой бомбардировки стали еще 3 транспортных машины. Эта активность авиации противника не была случайной. В ЖБД XXXXI танкового корпуса указывалось: «В течение второй половины дня воздушная разведка обнаруживает северо-восточнее Тауроггена и севернее Скаудвиле значительные передвижения танков в направлении 1-й тд. Многочисленные атаки «штук» по этим скоплениям приносят хороший результат»
[88].
Помимо ожидаемой реакции (ударов с воздуха), перемещения советских подвижных соединений произвели на противника неожиданное воздействие. 2-я танковая дивизия 3-го мехкорпуса двинулась от Ионая к Расейняю для нанесения контрудара. Эти перемещения были замечены. В истории 8-й танковой дивизии указывается: «Пришло донесение о том, что с востока на Ариогалу движется крупное танковое соединение русских. Вследствие этого наступление было отменено, а позиция на плацдарме усилена прибывшими тем временем на Дубиссу частями дивизии. Находившиеся западнее батальоны получили приказ ускорить свое движение в Ариогалу»
[89]. Так, не сделав ни одного выстрела, 2-я танковая дивизия приостановила наступление LVI танкового корпуса Манштейна.
Глава 3
Лиепая. Крепкий орешек
Сражение за город и военно-морскую базу Лиепая нельзя назвать типичным или характерным для 1941 г. Мы оставили 291-ю пехотную дивизию генерала Герцога в тот момент, когда она 22 июня 1941 г. быстро продвигалась в направлении Лиепаи. Обособленная задача захвата советской военно-морской базы быстро привела к обособлению соединения от главных сил 18-й армии. Соседний XXVI армейский корпус наступал на северо-восток, все больше удаляясь от двигавшихся строго на север частей 291-й дивизии. Для выполнения специфической задачи она была усилена батареей 210-мм мортир 637-го тяжелого артдивизиона, батареей из двух 280-мм железнодорожных орудий, дивизионом 105-мм пушек и даже бронепоездом. Дивизия генерала Герцога также получила в свое распоряжение подвижные части: 403-й велосипедный батальон и 10-й моторизованный пулеметный батальон. Ввиду «морской» направленности наступления в нем участвовали подразделения Кригсмарине: морской ударный батальон капитан-лейтенанта фон Диета, батальон («зондеркоманда») Биглера для захвата верфи и порта Лиепаи и 530-й морской артдивизион (без орудий, для выполнения пехотных задач). Иногда утверждается, что в штурме Лиепаи участвовали танки, но в действительности ни танков, ни САУ «Штурмгешюц» в распоряжении Курта Герцога не было.
Вечером 22 июня около 22.00 передовой отряд 291-й пехотной дивизии – 403-й велосипедный батальон – после боя с пограничниками занял Руцаву. Утром 23 июня еще один передовой отряд – 10-й пулеметный батальон – без боя занял станцию Приекуле в 30 км восточнее Лиепаи. За 34 часа, прошедшие с начала войны, он углубился на советскую территорию на 70 км. Быстрые прорывы немецких подвижных частей летом 1941 г. часто настолько шокировали советские части, что их принимали за воздушные десанты. Немцы не спешили делиться действительными причинами своего успеха на Западе в 1940 г. Подробности действий танковой группы Клейста не раскрывались. Однако пропаганда изо всех сил трубила об успехах воздушных десантов. Это сделало их настоящим пугалом для советских войск. Вражеские парашютисты мерещились на каждом шагу. Уже поздним вечером 22 июня по приказу командующего 27-й армией Н. Э. Берзарина в Риге создается отряд для борьбы с воздушными десантами противника в составе:
