Мы приезжаем в больницу, я вылетаю быстрее, чем машина останавливается. Несусь к крыльцу, врываюсь в приемное отделение. На меня с опаской косятся посетители и персонал, а я не понимаю, куда мне дальше бежать. Замечаю Альбину и чувствую облегчение, словно увидела сестру.
— Альбина! — догоняю девушку, она оборачивается ко мне. Без косметики, с простым хвостом, в спортивном костюме, она совсем не похожа на гламурную блогершу в Инстаграме, у которой почти два миллиона подписчиков.
— Диана? — она смотрит на меня несколько секунд, потом обнимает крепко. Я теряюсь, не сразу обнимаю ее в ответ. Отстраняется, гладит меня по голове, часто моргает, сдерживая слезы. — Пойдем, там Данияр и Эдик сидят, — позволяю взять себя под руку, Марьяна оказывает за спиной. Мы идем куда-то вглубь, проходим множество дверей, нас никто не останавливает. На диванчике сидят мужчины, смотрят в одну точку неподвижным взглядом. Жуткое зрелище, никогда не думала, что отрешенные от реальности лица мужчин напоминают застывшие маски. Я смотрю на выходящих людей в халатах, все сосредоточены, в масках, но никто ни к кому не обращается.
— Что с ним? — тихо спрашиваю Альбину. Данияр вздрагивает, часто моргает, устремляет на меня мрачный взгляд. Я бы сказала уничтожающий взгляд, обвиняющий во всех смертных грехах.
— Что она здесь делает? — рычит Данияр, вскакивая с места. Эдик тоже подрывается с места, хватает друга за руку, но тот вырывает ее из-за захвата, надвигается на меня с Альбиной. Я непроизвольно отступаю назад, сжимаясь от внезапного страха перед этим мужчиной. Это действительно страшно находиться под взглядом человека, который желает тебя разорвать на кусочки, дай ему только повод.
— Дани! — Альбина встает между нами, упирается ладонями ему в грудь, но это бесполезно, она словно встала на пути бульдозера, который только прет и прет без тормозов.
— Пошла вон! Чтобы я тебя не видел возле него! — страшнее всего, когда люди угрожают шепотом, это воспринимается более весомее, чем крик. — Это из-за тебя он сейчас умирает на операционном столе! Из-за тебя он полез в это чертово дерьмо! Из-за тебя…
— Дани! — Эдик хватает его и оттаскивает в сторону, потому что между нами оставалось максимум полтора метра. Он бы меня убил, слишком велико его желание свернуть мне шею. Марьяна меня обнимает, закрывает от этого психопата. Меня трясет от того, что меня так сильно ненавидят, ненавидят настолько, что не пожалеют о моей смерти. Тут мой мозг от шока выдает обрывок полученной информации: за Адама борются врачи, значит его состояние очень тяжелое. Прикрываю рот ладошкой, пытаюсь держать себя в руках, но сгибаюсь пополам и сползаю по стенке на пол.
— Диана! — подруга трясет меня, а я смотрю на нее с полным отчаяньем. Если он умрет, значит его смерть будет на моей совести.
— Он не должен умереть! Нет! — хватаю Марьяну за руки, ищу в ее глазах уверенность в том, что Адам выживет. — Скажи мне, что он будет жить!!! Скажи мне, пожалуйста!
— Диана, успокойся, от твоей истерики никому не будет легче, — появляется бутылка с водой, протягивают мне. Меня так сильно трясет, что вместо глотка, я воду проливаю на себя. Марьяна обнимает, я прячусь в этих объятиях от реальности, закрывая глаза. Шепчу молитвы, которые знаю наполовину. Марьяна заставляет подняться на ноги и сесть на кушетку.
Мне больно от самой мысли, что его может не стать. Как это? А вот так. Был сегодня человек, утром еще целовал, днем звонил, а вот сейчас его может и не оказаться рядом с тобой. И он не где-то там в чужом городе или стране, не с другой девушкой строит отношения, его просто нет. Его просто нет. И в груди образовывается пустота. Пустота, которая с каждой минутой разрастается, становится больше и угрожающей, медленно меня поглощает. Я на каждого человека в белом халате смотрю с надеждой, но никто никаких новостей сообщает.
Каждый переживает все в себе. Альбина обнимает Дани, он смотрит в окно, на меня старается не натыкаться взглядом. Эдик несколько раз присаживается возле меня, ободряюще похлопывая по коленке. Марьяна была постоянно рядом, отлучалась пару раз, приносила кофе и шоколадку.
— Вы все еще здесь? — раздается из дверей уставший мужской бас. Мужчина в синей шапочке, в синем халате, устало снимает свой головной убор, крутит головой в разные стороны. — Жив ваш друг. Что-то его удерживает на этой земле.
— Какие прогнозы? Что-то купить надо? — как бы я не боялась Дани, его готовность все предоставить для друга подкупает.
— О прогнозах рано говорить. Наступит утро, будет видно. И вам советую разъехаться по домам.
— Я останусь, — выступаю вперед. Останусь. Не уйду. Буду ночевать здесь, пока Адам не откроет глаза. Я уверена, что увидев меня рядом, ему немножко станет легче.
— Езжай домой, девочка, — уничтожающий взгляд заставляет вздрогнуть, но с вызовом смотрю на Дани.
— А вы кем пострадавшему приходитесь? — врач устало окидывает меня с ног до головы.
— Я его невеста, — эта ложь приходится по вкусу, произношу уверенно, с достоинством. Эдик не выглядит удивленным, а вот Дани перекашивает от злости. Альбина обхватывает его за локоть, дергает на себя.
— А вам советую набраться огромного терпения и мужества. Восстановление будет очень долгим.
— Я справлюсь, — уверенно смотрю в глаза врача, он хмыкает, слегка качнув головой.
— Езжайте все домой, отдохните, выспитесь, а завтра позвоните на пост, и вам сообщат о состоянии больного. Он сейчас в реанимации, все равно никого не пущу.
— По закону, который относительно недавно приняли, вы обязаны в реанимацию пускать близких родственников, — неожиданно выступает Марьяна, я оборачиваюсь к ней и с благодарностью улыбаюсь.
— Невеста разве родственница? — язвительно спрашивает Дани. Марьяна сверкает глазами, скалится.
- Считай, что без пяти минут жена, не любовница же, — и окидывает Альбину сочувствующим взглядом.
— Ладно, молодежь, не ссорьтесь. Все равно сегодня я никого не пущу в реанимацию, завтра посмотрим по его состоянию.
— Спасибо, доктор! — мне хочется его обнять, поблагодарить за то, что спас моего Адама, дал нам шанс быть вдвоем. Вдвоем. Навсегда. Вместе. Мой. Навсегда.
39
PRO Диана
Последний раз прохожусь кисточкой по скулам, румяна придают моему лицу свежий вид. Ничего страшного, что под слоем тонального крема, корректора скрыты синяки под глазами от бессонной ночи, бледность кожи. Немного блеска на губы, и я похожу на человека с болью в глазах.
Мне все еще больно. Больно, потому что утром равнодушный голос медсестры сообщил мне о том, что состояние больного не изменилось. Сейчас мне предстоит заехать в студию, немного поработать. Не представляю, как мне это сделать, мои мысли рядом с Адамом, о нем. Но надо. Он рассердится, узнав, что я безбожно забиваю на работу и провожу время возле дверей реанимации с надеждой на хорошие новости. Будет ругаться. Пусть, пусть ругается, шипит, кричит, метает в меня молнии в своих красивых глазах, только бы пришел в себя. Пришел бы в себя…
