— Тебя не было два дня, — сухо замечает, сдерживаю улыбку. Скучал, заметил, что не прихожу.
— Я была занята, — бросает на меня ревнивый взгляд, придирчиво рассматривает наряд. Просторное платье с горлом, ничего не видно, ничего не облегает. Пауза между нами затягивается, Адам наблюдает за мной сквозь опущенные ресницы.
— Я была у Виктора Антоновича.
— Зачем?
— По поводу твоего дальнейшего лечения, — вытаскиваю бумаги, протягиваю Адаму, он нехотя берет их, читает. Наверное, на третьем названии больницы вскидывает на меня глаза, прищуривается. Не нравится. Это чувствую, это вижу по потемневшему взгляду.
— Я не просил.
— Ты и не попросишь. Я не собираюсь ждать у моря погоды. Нужно действовать. Завтра тебя прооперируют, думаю через две недели разрешат полететь. Я к тому времени обо всем договорюсь.
— Зачем тебе это все? Это не даст гарантии, что я встану.
— Я люблю тебя, Адам. Возможно результата не будет, но я смогу себе сказать, что сделала все возможное. Может быть потребуется полететь в Америку, может в Израиль, но я буду до последнего бороться за твои ноги!
— Зачем? — я не понимающе смотрю на него. Он не слышал, что я ему сказала? Пропустил мимо ушей? Ничего, повторю еще раз.
— Я люблю тебя. Я хочу родить тебе сына и дочь. Хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой. Хочу быть рядом, это ведь так просто, — признавшись в чувствах, ощущаю, что вскарабкалась на самую верхушку Эвереста. Задыхаюсь от нехватки воздуха и одновременно чувствую невообразимую легкость. Адам так долго хранит молчание, сохраняя на лице бесстрастное выражение лица, что я начинаю потихоньку паниковать. Пока про себя.
— Иди ко мне, — вот, именно эти слова сейчас мне кажутся самыми крутыми, даже круче, чем «я люблю тебя». Просто «иди ко мне», протягивает руку, за которую я хватаюсь, как утопающий, притягивает к себе. Жадно вдыхаю его запах, жадно прижимаюсь губами к жилке на шее, жадно жмусь к его груди. Дай волю, залезла бы внутрь, под сердце, ребром бы его стала.
— Ты не сердишься? — робко поднимаю голову, смотрю ему в глаза. Сложно понять, о чем он думает, бесполезно даже гадать.
— Если и сержусь, ты все равно будешь настаивать на своем.
— Я сегодня все узнаю, мы обязательно попадем в эту клинику. Уверена, что весь твой пессимистический настрой уйдет сразу же, как только почувствуешь первые результаты. Я буду рядом.
— Конечно, — гладит меня по голове, приподнимает уголок губ в подобие улыбки. — Ты очень упертая, Диана, — задумчивость в голосе, во взгляде настораживает, но отметаю в сторону свои сомнения. Теперь, когда у меня есть план действий, я чувствую себя более увереннее, спокойнее. Я не собираюсь оставлять его. Ни за что и никогда.
43
PRO Адам
Хуже отходняка после наркоза, отходить от наркоза. Мое тело мне еще не принадлежит, во рту ощущение ваты, в голове вообще пустота. Утром отвезли на плановую операцию. Это не второй и не последний заход на операционный стол. Виктор Антонович надеется, что обойдемся без хирургического вмешательства, но мы с ним понимаем, чтобы мне встать, нужен неспешный подход к каждой конечности. Хочу ли я встать? Странный вопрос. Хочу, хотя бы для того, чтобы стоять рядом с Дианой и держать ее за руку, смотреть сверху-вниз в ее бездонные глаза. Пока мне приходится смотреть на нее снизу и это жутко бесит, раздражает.
Открываю глаза, первое что вижу — это улыбка Дианы. Ради этого стоит жить, бороться. Улыбаюсь в ответ, мне кажется широко, а на деле еле приподнимаю уголки губ.
— Привет, — тихо произносит, берет мою руку, прижимает к щеке. Приехала утром, зная, что именно утром запланирована операция, все три часа сидела в палате и ждала. Сидела рядом, пока я находился во сне из-за наркоза. Моя упрямая, терпеливая девочка. Сердце наполняется теплотой, хочется схватить ее и притянуть к себе.
— Привет, — сипло отвечаю, в горле першит от сухости, очень хочется пить, чтобы притупить чувство тошноты. — Я хочу пить.
— Пока нельзя, Виктор Антонович предупредил, — берет стакан с водой с тумбочки. — Только прополоскать горло, — придирчиво смотрит на меня, видимо видок совсем беспомощный, потому что выдвигает ящик и достает кусок марли. Смочив ее водой, осторожно обтирает сухие губы. Облизываю их, жажда не проходит, вздыхаю, понимаю, что не дадут сделать глотка.
— Как ты себя чувствуешь?
— Никак. Ты на работу не пойдешь?
— Придется, сегодня назначена встреча с будущими молодоженами. Я постараюсь быстро, если повезет, скину все на Лину.
— Это неправильно, Диана.
— Правильно тебя оставлять одного? Я уверена в своем бизнесе, уверена, что он какое-то время сможет существовать без моего контроля. А вот в тебе не уверена, выглядишь не очень.
— Так я только после операции. Мне положено.
— Ты стал часто прикрывать своим положением. Эй? — шутливо тыкает пальцем в плечо. — Где тот самый Адам, который одним взглядом заставлял трястись от страха? — наклоняется ко мне, ласково проводит ладонью по щеке. — Я рядом, вместе мы справимся.
— Да, конечно, — в очередной раз соглашаюсь на ее поддержку, совсем не соглашаясь внутри. Каждый день, наблюдая за Дианой, за ее неистребимой верой в лучшее, я все больше убеждаюсь, что стоит отпустить малышку. Это жестоко не только для нее, но и для меня. Но так будет лучше, сейчас я даже готов поверить в слова, как «судьба», «предназначены друг другу". Если Вселенная решит, что мы должны быть вместе, мы будем. Когда? Потом, когда я уверенно освою вертикальное положение.
Вчера состоялся долгий разговор с Виктором Антоновичем и его коллегой Борисом Николаевичем, ведущий хирург-травматолог одной московской больницы. Разложили все по полочкам, весь процесс восстановления, реабилитации. По их прогнозам, мне потребуется год, чтобы полностью встать на ноги, при соблюдении рекомендаций, при хорошем раскладе звезд в плане моего здоровья. Наркоз бесследно не проходит, я давно не юнец, а Диана… она мечтает о детях. О семье. О здоровом спутнике рядом с собой. О полноценной жизни. По всем показателям, это точно не я. Эта мысль посетила меня недавно. Сначала мелькнула, потом каждую ночь настойчиво крутилась, я ее прогонял, а она возвращалась. И вот ночью перед операцией я ее принял. Встать — я встану, но нормально ходить, бегать, танцевать — об этом никто не заговаривал.
— Ты хмуришься? Тебе больно? Позвать медсестру? — голубые глаза наполнены тревогой, переживаниями. Я буду безумно по ним скучать. Очень скучать… Ведь именно они меня пленили в первую встречу, именно из-за них я был одержим мыслью обладать Дианой. Это было совсем недавно, а кажется так давно. Я и сам не понял, когда из «хочу» все перешло в «люблю». Сомневаюсь, что это «люблю» появилось именно в стрессовый момент, когда на моих глазах девушку чуть не сбила машина. Нет, это чувство во мне было, просто пряталось, ждало особого случая, нужного момента. Я осознал, я принял.
