Черная борцовка подчеркивает размах широких плеч, крутость накаченных мышц и смуглую кожу, влажную от пота. Глаза опускаются ниже. Никогда не смотрела ранее на пятую точку у парней, это Лина любительница оценивать задницу своих потенциальных жертв, мне это было не важно. Мне было больше интересно, о чем можно разговаривать с человеком. Но сейчас…сейчас я дают десять из десяти по шкале своей подруге. Она бы тоже выставила такой высокий бал за зад Адам в черных свободных шортах. Его тело притягивает взгляд, хочешь — не хочешь, но ты будешь смотреть и давиться слюнями, как только они появятся.
Чувствую, как полыхают щеки на моем бледном лице, это как два алых пятна, не скроешь. Отвожу глаза в сторону, пытаюсь взять себя в руки, хреново получается. Я вновь смотрю на Адама, потому что он спрыгивает и поворачивается ко мне лицом.
Со своим венком в руках я тут совсем не в теме. Топчусь на месте, готовая провалиться сквозь землю. Адам секунду растерянно на меня смотрит, вынимает из одного уха беспроводной наушник. Лоб блестит от пота, темные волосы к нему прилипли, грудь размеренно поднимается и опускается. Он снимает с рук митенки, бросает их на скамейку для пресса, берет с велотренажера полотенце и вытирает лицо.
— Я звонила, когда выезжала. Вы не ответили. Думала доеду за час, попала в жуткую пробку. Это была плохая идея встретиться тридцать первого декабря. Извините, ради бога. Вот венок и я поеду, не буду вас отвлекать, — я готова тарахтеть без умолку и одновременно молчать. Пока у меня преобладает чрезмерная говорливость.
— Чай? Кофе? — ощущение, что Адам ток сейчас осознал мое присутствие. Пить хочется, от волнения у меня до сих пор сухо во рту. Согласно киваю головой, он вопросительно приподнимает бровь.
— Чай.
— Хорошо. Позвольте вас оставить на десять минут, — указывает на дверь за спиной, я поворачиваюсь, затылком чувствуя внезапный жар. У меня даже волосы приподнимаются от напряжения. Смотрю через плечо на мужчину, поспешно отвожу глаза в сторону. Его взгляд пугает до мурашек. Какой-то демонический, черный, затягивающий в свой омут.
— Иван, — это обращается к водителю, тот материализуется словно из воздуха. — Проводи гостью в столовую. И две чашки чая.
— Хорошо, Адам Сулимович, — Иван улыбается мне, вновь меня куда-то ведет. Я не оглядываюсь, борюсь с этим желанием, мне достаточно того, что его взгляд чувствую до тех пор, пока не скрываюсь за поворотом. Сразу становится легче дышать, сердце обретает свой умеренный ритм.
Меня приводят в просторную столовую, оформленную в светлых тонах, с белой мебелью. Присаживаюсь за стол, положив несчастный венок на соседний стул. Он тут будет выделяться, потому что я не вижу новогоднего декора, даже не чувствую запаха елки и мандарин.
В одиночестве нахожусь недолго, появляется пожилая женщина с подносом. Передо мной появляется чашка, чашку ставят во главе стола, ставят чайник, сахарницу. Как только она уходит, приходит Адам.
Боже, чего меня так лихорадит от его присутствия? Руки потеют, вновь сердце волнуется и дыхание сбивается. Проходит мимо, а я улавливаю запах его геля. Пахнет хвоей. Еще собой. Садится во главе, я нервно тереблю под столом свои пальцы, стараясь не пялиться на расстегнутый ворот рубашки кофейного цвета, подчеркивающий насыщенность его глаз.
— Извините, что заставил вас ждать в одиночестве, — берет чайник и наливает мне чай. Я как малолетка залипаю на его пальцах. Они идеально длинные, как у музыканта, с аккуратным маникюром. И кольца нет. Хмурюсь. Какое мне то дело до его статуса.
— Ничего страшного, это я свалилась, как снег на голову, — нервно заправляю волосы за ухо, пододвигая чашку к себе.
— Снега в этом году не помешало бы, — иронично замечает Адам, мимолетно улыбаясь. У него улыбка, как солнечный зайчик, попробуй еще поймать.
— Вы любите снег?
— Нет. Я не люблю снег, не люблю мандарины, не люблю Новый год, — поджимает губы и взгляд тяжелеет, смотрит перед собой. Я переживаю за ручку чашки, слишком сильно он ее стискивает в руке, но тут же лицо смягчается, и в глазах проявляется интерес.
— Как вы пришли к тому, чем сейчас занимаетесь?
- О, это у меня с детства. Мы с мамой постоянно что-то плели, вышивали, декорировали, красили. Наши ручки никогда не знали скуки. После смерти мамы я решили, что хочу создавать красоту. Так появилась идея моей сегодняшней студии-декора. Я довольна, миллионы лопатой не гребу, но на жизнь хватает.
— Отец не поддерживает?
— О нет, — смеюсь, — Я уже отдала деньги, которые у него занимала для развития своего бизнеса. Папа гордится мной, — смущаюсь от пристального взгляда Адама. Вот блин, сижу и разливаюсь тут соловьем о себе хорошей. Звучит, как скрытая реклама. Вспоминаю о венке, беру его в руки.
— Не знаю, правда, куда его повесить в вашем доме.
— Найдем место. Самое видное, которое только есть, — улыбается. Я подвисаю от его манящего взгляда, от этого невообразимого притяжения, которое вновь меня толкает к нему. Я не знаю, что между нами происходит, но каждый раз, когда оказываюсь рядом с ним, меня парализует. Я превращаюсь в какого-то другого человека, которому нужен вот этот мужчина. Нужен до скрежета зубов. Нужен до нервной дрожи. И меня это пугает, потому что остатки разума увещают до хрипоты бежать, бежать без оглядки, если хочу сохранить себя себе. Я всю ночь не спала, перебирая каждую секунду нашей встречи, разгадывая оттенки его взгляда и тембр его голоса.
Моя жизнь слишком пресна, скучна. Я принадлежу обществу с деньгами, так называемой элите. Для меня открыты двери многих известных домов, но у меня нет ни желания, ни потребности контактироваться с людьми, которым важен внешний лоск, статус, кошелек. Мне откровенно скучно находиться среди лицемерия, наигранности. Мне тяжело постоянно анализировать слова своего собеседника и думать, предаст он или нет, искренне он со мной или за спиной говорит гадости. Адам — вот загадка. Он очень сложный ребус. И мне очень хочется его разгадать, даже если это будет моя последняя головоломка. Но… я никогда не иду на поводу своих желаний, поэтому улыбаюсь мужчине вежливой улыбкой.
— Если у вас есть камин, можно над ним или над телевизором. На крайний случай, можно повесить на входную дверь, — поспешно передаю его Адаму, он мельком на него смотрит и отдает Ивану, который вновь неожиданно появляется возле стола.
— Спасибо за чай. Очень вкусный, — встаю, хозяин дома тоже встает, его глаза мерцают. — С наступающим вас новым годом.
— Спасибо. Вас так же с наступающим.
Он молчаливо меня провожает до холла, под его равнодушно-вежливым взглядом одеваюсь, откидываю волосы на спину. Мы смотрим друг другу в глаза. Невидимые нити тянут меня в сторону Адама, все тоже самое, как вчера. Вновь делаю несколько шагов в его сторону. Замираю перед ним и судорожно делаю несколько вздохов, чтобы заполнить свои легкие до отказа его запахом. Его губы так близко. слишком близко, и порочное искушение толкает меня на безумие: поцеловать его в губы. Его дыхание опаляет мое лицо, его жар тела чувствуется на расстоянии, руки уже тянутся к нему, чтобы прикоснуться… Боже, я схожу с ума без причины. Мне все же удается шагнуть назад, вырваться из этого порочного круга или бермудского треугольника, отвести глаза в сторону, вздрогнуть от его шумного вздоха.
