Стиснув кулаки, он прижал их к глазам, не давая пролиться слезам.
Но теперь всё было иначе. Кто-то его помнил. Даже после всех ошеломляющих событий (доки в огне, рисунок на клочке бумаги, превратившийся в птицу) Маррилл продолжала его помнить. Это было одновременно жутко и потрясающе!
Что, если это означало, что его «особенность» всё-таки можно было преодолеть, пусть она и не была следствием колдовства или проклятием, которое можно снять? Фин протяжно выдохнул, представляя, как найдёт маму. Как снова станет обычным.
Но чтобы найти маму, ему нужна Карта. В его голове начал формироваться план. Ясный и простой, как он любил. Ему всего лишь нужно помочь остальным в её поисках, а затем, как только они добудут все фрагменты, он сделает то, что ему удаётся лучше всего: он украдёт карту.
В конце концов, он был вором – присвоение чужого было его призванием. Остальным придётся подождать своей очереди. Им это может не понравиться, но у Фина не было иного выбора. Иначе они забудут, что ему тоже нужна Карта. Он быстро научился забирать свою долю, прежде чем отдавать добычу Ставику. В том, что его все забывали, были свои преимущества, но гарантия, что с тобой поделятся, в них не входила.
Такова уж судьба ребёнка, которого быстро забывают. Ты либо отхватываешь первый кусок, либо не получаешь ничего. Тут и думать не о чем.
План помог успокоить бурю в груди и развеять панику.
Но тут он вспомнил о Маррилл. Шея запылала, в животе что-то неуютно заворочалось. Он не привык иметь дело с людьми, которые помнили его достаточно долго, чтобы сформировать о нём мнение. Одной из положительных сторон забываемости было отсутствие необходимости объясняться перед другими и беспокоиться, что о тебе подумают.
И волноваться о том, чтобы никого не подвести.
Фина вдруг осенило, что ему очень не хотелось подвести Маррилл. При мысли об этом его затошнило.
К счастью, его размышления прервали шаги. Он оттолкнулся от стены, поднял глаза и увидел медленно идущую к нему по коридору Маррилл.
– Фин.
У него загорелись щеки. Ему всё ещё было странно слышать своё имя из чужих уст.
Он не знал, что ответить. Как люди заводят разговоры, когда им не нужно обсуждать какое-то дело или аферу? Он понятия не имел, как вести себя с той, кто его помнит.
– Эм, привет, – наконец выдавил он. И добавил: – Маррилл.
Ему очень нравилось слышать своё имя – может, и ей тоже?
В уголках её рта заиграла улыбка.
– Привет. Так я правильно понимаю, ты теперь часть команды?
Фин не был уверен, был ли это вопрос или утверждение, и решил ничего не отвечать. Но это привело к тому, что между ними повисло неловкое молчание. Что-то было неправильно, но он не знал, как это исправить. Обычно он просто отвлекал собеседника и уходил, чтобы вернуться и начать разговор заново.
Но с Маррилл…
Он прочистил горло.
– Так, э-эм… Ты меня помнишь?
Она закатила глаза, будто никогда не слышала вопроса глупее.
– А то.
– Э-эм, ну да, и это делает тебя, пожалуй, третьим человеком в моей жизни, кто меня помнит.
Стоило этим словам сорваться с языка, как Фин пожелал затолкать их назад в горло. Особенно после того, как прочёл в глазах Маррилл жалость.
Он постоянно забывал, что она помнила всё им сказанное. Рядом с ней он уже не мог безответственно нести всякую чушь. Им предстояло по-настоящему познакомиться. От этой мысли было одновременно и страшно, и радостно.
– Звучит ужасно, – заметила она.
– Ну…
Он опять кашлянул, не зная, что ещё сказать.
– Так почему я могу тебя помнить?
Фин не имел ни малейшего представления; его ещё никогда и никто не расспрашивал о нём самом.
– Во всей Пристани меня помнила только миссис Пастернак из Сиротского заповедника, но лишь пока я был маленьким. Думаю, она была так поглощена заботой о малышах, что просто не могла упустить меня из виду. – Он пожал плечами. – Она была замечательной, но, когда мне исполнилось семь, забыла меня, как и все остальные.
На лице Маррилл отразился ужас.
– Даже твои родители?
– Моя мама меня помнила, – ответил Фин. – Но единственное, что я помню о ней, – это то, как она привезла меня в Пристань Клучанед и оставила в Сиротском заповеднике, когда мне было четыре. С тех пор я её ищу.
Он поёжился под взглядом Маррилл. Ему не нравилось, когда его жалели.
Одновременно с этим Фин напомнил себе, что отныне ему придётся сначала хорошенько подумать, прежде чем делиться с ней чем-то. Потому что она это запомнит. И кто знает, вдруг ей не захочется путешествовать вместе с вором?
Поэтому он решил сменить тему. Он ведь находится здесь не просто так, а любая работа требовала хотя бы небольшой разведки.
– Эта Былитамская Карта обещает оказаться крутецкой штукой, да?
Маррилл привалилась к стене и осторожно сказала:
– Ну я надеюсь на это. Она нужна мне, чтобы вернуться к маме… Она больна. – Она опустила глаза на свои сцепленные руки. – И я вообще-то не должна была волновать маму, но…
Девочка поморщилась и покосилась на него. Её глаза блестели от слёз. Фин закусил губу. Он не умел утешать; не то чтобы с ним так уж часто делились горестями. С ним никто и никогда не делился. Он попытался вспомнить, как его поддержал Ардент на палубе. Медленно вытянув руку, он быстро хлопнул Маррилл по плечу, после чего быстро её опустил на случай, если ошибся с жестом.
Маррилл улыбнулась, но её голос дрожал:
– Но вместо этого я застряла на «Кракене», потому что думала, что Ардент может ей помочь, но теперь я не знаю, как вернуться в Аризону…
– Это твой мир? – перебил Фин.
Она фыркнула и вытерла уголок глаза.
– О… м-да уж… надеюсь, что нет. – Она хихикнула. – В смысле это часть моего мира, но, по правде, там ужасно. И вот теперь я застряла здесь, пока не найду Карту, а мои родители даже не знают, где я, и моя мама будет страшно волноваться, и ей станет хуже, и…
Она закрыла рот и отвернулась, явно борясь со слезами.
Внутри Фина что-то заныло. Он практически чувствовал её боль, будто это была его собственная. Ему невольно вспомнилась миссис Пастернак, как он из кожи вон лез, чтобы заставить её улыбнуться или снять с её плеч часть забот. То же самое он теперь чувствовал к Маррилл.
– Слушай! – выпалил он. – Знаешь, что мне вдруг пришло в голову? Я ведь могу найти с помощью Карты и мою маму тоже! Будем искать их вместе!
Маррилл улыбнулась. Она, скорее всего, не поверила, что эта мысль только что его осенила, но всё равно была рада ему подыграть:
