Я должна быть тоже там. Я ведь видела эти два варианта документа. Только вот будут ли на пользу мои признания, чего-то сомневаюсь. И все же неправильно делать вид, что ничего не знаешь.
Откидываюсь на спинку стула, морщусь. Что-то низ живота начинает потягивать. Вроде для особых дней еще рано, хотя цикл может быть сбился, а может подстыла под кондиционером.
Время тянется мучительно медленно, уже все пальцы перещелкала, в мобильнике во всех приложениях посидела, а Каана все нет и нет. Что ж так долго?
Тут мимо меня проходят двое полицейских, заходят в кабинет. Тревожное чувство перехватывает дыхание и заставляет замедлить сердцебиение. Открывается дверь, я вскакиваю на ноги. Появляется хмурый адвокат, с недовольством в глазах, рассерженно на всех кидая взгляды. Появляется один из полицейских, выходит Каан. Тут я перестаю понимать, что происходит.
— Каан? — пытаюсь пробиться к мужу через бравого хлопца, но он меня уверенно отодвигает в сторону, освобождая дорогу.
— Фарук тебя отвезет. — спокойно отвечает Каан. Пытаюсь понять по его лицу что-то, но ничего не выходит. Никакой иронии, никакой злости, усмешки. Абсолютно бесстрастная маска. А как мне на это все реагировать? Иду следом, в голове настоящий хаос, а грамотного вопроса нет. Потерянно смотрю на то, как Каана подводят к полицейской машине, не снимая наручников, его в нее сажают.
Встречается глазами. Это ужасно… Невозможно смотреть на него через эти решетки. Это не для него… Словно зверя посадили в клетку и на цепь. Здравый смысл шепчет, раз такое случилось, значит виноват; значит действительно промышлял махинациями; значит в той первой сделке он виноват, ведь никто мне так и не назвал имя человека, кто сел вместо Алекса.
Я бы согласилась с доводами, но сердце не согласно. Сердце рвется за ним, рвется в клочья, на части. Я беспомощно озираюсь по сторонам, не понимая, что мне делать сейчас. Машина трогается с места, и я вместе с ней. Каан смотрит на меня, но между нами с каждой секундой увеличивается расстояние. С каждой минутой становится все дальше и дальше от меня. И мне больно. Я не знаю, почему мне больно, почему хочу осесть на дорогу и обнять себя руками, почему хочется плакать в голос, крича на всю улицу: «почему?».
— Госпожа Бергикан, вам следует поехать домой, — рядом появляется адвокат. Я поспешно вытираю ладонями мокрые щеки. Все-таки плачу, не чувствую этого.
— Куда его? Что дальше?
— Мы будем работать. Уверен, что произошла ошибка, недоразумение, — уверенность адвоката подкупает, но я ей не верю. Я ведь знаю сама о документах. Еще знает Алекс и Серхат…
— Я надеюсь, вы хорошо поработаете, — вымученно улыбаюсь. — До свидания. — двигаюсь в сторону черного седана, Фарук открывает дверку. Прикрываю глаза, прижимая ладонь к животу. Боль усиливается.
Прошу Фарука отвести меня в холдинг, мне нужно увидеть брата и заместителя. Понять, кто же прав, кто виноват.
* * *
— Лея, на тебе лица нет. Ты бледная. Садись, сестра, — Алекс суетится вокруг меня, усаживает в кресло, бежит к столу. Наливает в стакан из графина воды, протягивает его мне.
— Каана арестовали. — внимательно всматриваюсь в брата, молясь, чтобы он оказался в стороне от этого дела. Алекс кивает головой, поджимает губы.
— Да, нам уже сообщили.
— Кто?
— Дениз, наш юрист сообщил, ему адвокат Каана позвонил.
— И так спокойно говоришь? Надеюсь, ты не причастен к этому никак?
— Лея, что ты такое говоришь? — удивленно на меня смотрит, хочется верить его взгляду. — Да, я работал над сделкой, но ничего не менял. Мне хватило прошлого выше крыши. Или ты меня за дурака считаешь?
— Алекс, — ставлю стакан на стол и понижаю голос, говорю по-русски. — Серхат в курсе об изменениях. Значит это он подложил Каану на подпись другие документы, а тот почему-то их не проверил. Обычно Каан дотошно проверяет все, что подписывает.
— Лея, ты думай, что говоришь! Серхат помолвлен с Эльван, он друг Каана, не лучший, но они давно общаются и свое место Серхат не просто так занимает. И потом, в чем выгода Серхата посадить Каана? Он же руководителем не станет холдинга, акционеры на это согласятся.
— А кто главный претендент на место Каана?
— Никто. У Каана больше всех акций.
— И кому переходят акции?
— В теории тебе.
— Мне? — смеюсь, — Мы подписали брачный договор, и я ничего не получаю в случае развода.
— В случае развода, но не в случае того, что твоего мужа посадят. Или там такой пункт был? — Алекс в ожидании на меня смотрит, а я пытаюсь вспомнить все пункты брачного контракта. Хоть убейте, но о чрезвычайных ситуациях там и речи не было, кроме развода. Значит….
— Ты шутишь? — недоверчиво смотрю на брата.
— Так может это ты своего муженька отправила за решетку?
— Не смешно, Алекс! — встаю с кресла, Алекс выпрямляется. — Надеюсь ты здесь не при чем.
— Нет, Лея. Я сегодня послушаю, какие слухи ходят по офису, вечером тебе позвоню. Не кипешуй раньше времени.
— А в Турции принято сразу под стражу брать?
— Видимо там что-то есть серьезное, раз они его не отпустили. Я попробую что-то узнать, Лея. Езжай домой, выглядишь ты не очень.
— Хорошо, — со вздохом соглашаюсь, обнимаю брата. Алекс ласково похлопывает по спине. — Звони, если что-то узнаешь. Я, конечно, понимаю, что Каан не белый и пушистый, но мне кажется он не будет во вред компании работать.
— Не будет. Я тоже так думаю. До звонка, сестренка.
— Пока.
34 глава — Лея-
Без него не спится. И мысли роем носятся в голове, как барашки, которых надо считать, чтобы заснуть. Но не спится. Без него не спится. И когда это мне стало так важно, чтобы он был рядом?
Прокручиваю все совместные моменты. Над некоторыми улыбаюсь, над некоторыми смеюсь, а над некоторыми смотрю перед собой и пытаюсь понять, что он хотел мне сказать. Дать. Внушить.
Если бы мне дали возможность отмотать время назад, что-то изменить, воспользовалась бы этим шансом? Да. И сейчас, разглядывая ровный белый потолок, со вздохом признаюсь себе, что я бы с ним хотела познакомиться при других обстоятельствах. Я бы хотела, чтобы мы столкнулись где-нибудь на улицах Стамбула, взглянули друг другу в глаза и… И все пусть было бы, как в романах. Обязательно ножом где-нибудь на дереве вывели его-мое имя и обвели сердцем. Именно по моей инициативе. Он бы непременно улыбнулся на эту прихоть, выразительно глянул мне в глаза, насмешливо приподняв свои брови. Он бы сделал это ради меня.
Настоящий он со мной. Наедине, без посторонних. Это только сейчас понимаю, анализируя все, что произошло с момента нашей росписи. Каан играет на публику. Играет перед родными. Для каждого у него своя маска. Для меня у него горящие глаза, для меня просьба верить, для меня ревность.
