— Стелла…
— Что Стелла!!! Достали! Достали вы меня, Умаевы!!!! Каждый сидит в печенках!!! — нажимаю отбой, падаю на подушку и мну ее, глуша истеричные рыдания. Телефон звонит. Смолкает, вновь звонит. Я знаю, что это Эмин, но не желаю его слышать. Лежу на кровати, слышу, как кто-то заходит в комнату, скорей всего Аленка, а мобильник все не утихал.
— Ты ответишь?
— Пошел он в задницу! — в сердцах выплевываю я в матрац посыл, получается глухо, вряд ли меня услышали.
Алена присаживается рядом со мною, терпеливо ждет окончание моей истерики, а я не могу успокоиться, меня выворачивает наизнанку от палитры эмоции, от болезненной нежности до жгучей ненависти. Перед глазами мелькают картинки, как из мелодрамы, ночи с Эмином, как из ужастиков, ночь с Булатом. Они переплетаются между собой, накладываются друг на друга, но никаких совпадений нет, сюжета тоже нет. Сейчас я проклинаю тот день, когда в жизни моей семьи появился дядя Шахид, ведь из-за его родственников я сейчас в раздрайве чувств, не знаю, что делать дальше и куда сбежать от свалившихся проблем.
— Господи, как я ненавижу их! Двоих!!! Ненавижу!!! — бью кулаками по матрацу, обхватывая потом ладонями голову, переплетая на затылке пальцы.
— Не хочешь рассказать, что случилось? — осторожно спрашивает подруга, я резко вскидываю голову, тяжело дыша, смотрю на ее лицо. Она сейчас полностью готова меня выслушать, а я готова все рассказать, ибо вся ситуация вокруг меня и двух братьев тяготит и тянет на дно депрессии, из которой возможно никогда не выберусь, если сейчас промолчу.
— Что случилось? — истерически смеюсь, садясь на кровати, скрестив ноги по-турецки. Зачесываю волосы рукой назад, заплетаю в косу и отпускаю концы.
— Ничего особенного, с одним переспала добровольно, а другой меня изнасиловал! — Алена шокировано округляет глаза, а меня уже несет. Теперь пока не выговорюсь, не успокоюсь.
— Знаешь в чем прикол? Прикол в том, что они братья между собой, не родные, но среди чеченцев это мелочь, все там друг другу братья и сестры. Кавказ же чтит родственные узы и прочие семейные ценности, — язвлю, вспоминая обман Эмина. — Однако это не помешало Эмину скрыть свой статус женатого человека и пойти у меня на поводу, поддаться моей провокации и переспать. Если бы я знала, что у него жена, да еще беременная, я никогда не посмотрела в его сторону, не дышала бы с ним одним воздухом! Но если мне дадут возможность все повернуть вспять, я вновь выберу его для первого своего раза, только сердце свое глубоко спрячу от чувств, все мужики по своей сути кобели.
— А другой… — смахиваю слезы со щек, облизываю внезапно пересохшие губы, на минуту замолкая. О Булате говорить трудно, физически больно. — Другой был моим другом, ровно до того момента, пока не увидел мою сформировавшую грудь и не стал мечтать оказаться на мне сверху. Пять лет мы с ним соблюдали дистанцию, при встречах держались, как хорошие знакомые, а потом…потом мне исполнилось восемнадцать, погибли родители, я осталась совсем одна. Эмин был рядом, поддерживал, а Булат видимо все произошедшее расценил, как зелёный цвет по отношению ко мне. Возможно, он думал жениться на мне против воли своей родни, пойти наперекор, но я никогда не рассматривала себя женой мусульманина. Что стало точкой невозврата, не знаю… Просто у Эмина родился сын, я в клубе напилась, а Булат оказался рядом. Отвез домой, в машине задремала. Понимаешь… у него парфюм как у Эмина, я думала, что это он, что это его поцелуи и… — замолкаю, оказывается это не просто вернуться в прошлое на один день и вспомнить все детали, эмоции, вспомнить то, что так хочется забыть.
— Я Булата назвала именем брата. Он сорвался. Может быть не понимал, что творил, но это не снимает с него вины, особенно когда понял, что я не девственница. Это был кошмар наяву, — смотрю на молчаливую Алену затуманенным взглядом. — Если бы не ты и твои родители, я бы наложила на себя руки. Я и сейчас не знаю, как мне с этим жить! — прячу в ладонях лицо, слезы обжигают кожу пальцев. Алена подсаживается ближе, обнимает и осторожно гладит по голове, но предстояло еще кое-что сказать. Поднимаю голову, стискиваю зубы, сведя брови к переносице. Смотрю на подругу затравленным взглядом.
— У меня задержка. Четыре дня. Я очень надеюсь, что это сбой, стресс, нервы от пережитого, что угодно, но только не ребенок от этого ублюдка! Что угодно!!! Только не это! — ужас ситуации накрывает меня с головой, я начинаю жалобно подвывать, обхватив себя руками и раскачиваясь в разные стороны.
— Стелла… у меня нет слов.
— Что же делать??? Что мне делать???!!!
— Тише! Тише!!! — Алена обхватывает мою голову и прижимает к груди, а меня трясет от нахлынувших воспоминаний, от мыслей о том, что возможно во мне зародилась никому ненужная жизнь. — Успокойся, все хорошо! Не надо раньше времени паниковать! У меня в городе в частной клинике работает тетка, они принимают и в праздники, завтра съездим к ней, и все узнаем.
— За что??? Почему я? — стискиваю в руках кофту Алены, рыдая на ее груди.
— Тише, тише, моя хорошая! — ласково успокаивает меня подруга, слегка качая в своих руках, как малышку. — Все будет хорошо! У тебя все будет хорошо!
Сколько мы так в обнимку сидели вместе, не имело значения, но именно Аленка сейчас поддерживала меня, вселяла надежду, что я всего лишь придумала самый худший вариант своей жизни, а на деле все окажется безобиднее. И поняла, что в любой жизненной передряги, при любом раскладе — я могу прийти в этот дом и найти понимание, утешение, дружеское плечо с советом. Я в эту минуту потеряла веру в мужчин, но обрела настоящую подругу.
17 глава
Эмин
Плач. Надрывный, раздражающий, очень сильно злил. Плачет, наверное, седьмой раз за два часа, как уложили, а укладывался ребенок к полуночи. Спит по пятнадцать-двадцать минут, а потом заходится в крике.
Последнее время я старался на себя не смотреть в зеркало, раньше не было роскоши полноценного сна, сейчас подавно, а уйти в другую комнату — это дать матери повод прицепиться ко мне, допытывать почему я равнодушен к ребёнку от слова совсем. Она может и не обратить внимания, что видок у меня совсем замученный, загнанный, а в глазах одно желание — спать.
Прислушиваюсь, время на часах два ночи. За спиною скрипнул матрац, комната осветилась приглушенным мягким светом. Бросаю взгляд через плечо. Амина наклоняется к кроватке, выглядит не лучше меня, но улыбка все равно появляется на губах, беря мальчика на руки. Сжал зубы. Мне все равно, но где-то в глубине душе испытывал глухое раздражение. Паша не думает замолкать, его не особо тронуло то, что оказался на руках, еще громче орет, суча ножками. С такими голосовыми связками можно всю округу перебудить.
— Это когда-нибудь закончится! — с досадой цежу сквозь зубы, откидывая одеяло, принимая вертикальное положение. Амина испуганно вздрагивает, прижимает малыша к груди. Насторожено следит за мною, словно во мне была угроза их безопасности.
