Ты знаешь столько же, сколько я.
Это была сокрушительная, ужасающая боль, как будто все тело, внутри и снаружи, пылает в огне. Ее не могли вызвать раны, горе или страх.
Эту боль вызвали Регал и Уилл.
Я лежал, содрогаясь, мое сознание не могло охватить всю чудовищность происшедшего. Я пытался осмыслить все, что почувствовал в это короткое мгновение. Уилл и, возможно, какая-то тень Скилла Каррода держали Барла для этого наказания. От Каррода исходил плохо замаскированный ужас и отвращение к тому, что они делали. Может быть, он боялся, что когда-нибудь то же самое сделают с ним. Сильнейшим чувством Уилла была ярость от того, что я был во власти Барла и он каким-то образом позволил мне ускользнуть. Но под гневом пряталось что-то вроде зачарованности тем, что Регал делал с Барлом. Уилл не получал от этого никакого удовольствия. Пока нет. Но Регал получал.
Было время, когда мы с Регалом жили в одном замке. Мы никогда не были близки, это правда. Но он был просто моим дядей, очень не любившим меня. Он по-мальчишески отводил душу, толкая меня или тайком подставляя ногу, поддразнивая и распуская разные слухи. Это мне не нравилось, но все же тогда его можно было понять. Ревность и досада терзали его. Я был бастардом ненавистного старшего брата и претендовал на время и внимание короля Шрюда. В то время Регал был избалованным сыном, завистливым братом, испорченным, грубым и эгоистичным человеком.
Но человеком.
Сейчас от него исходила такая невероятная жестокость, что это находилось почти за гранью моего понимания. «Перекованные» переставали быть людьми, но в их пустоте оставалась тень их прежней души. Если бы Регал раскрыл грудь и показал мне клубок извивающихся гадюк, я бы не удивился. В нем не осталось ничего человеческого, он был настоящим исчадием ада. И этого человека Шесть Герцогств называли королем.
Я возвращаюсь, предупредил я Ночного Волка, не дав ему времени возразить, закрыл глаза и бросился в реку Скилла, впитывая ее холодную силу и не думая о том, что она может уничтожить меня. В то мгновение, когда Уилл почувствовал меня, я заговорил с ними:
– Ты умрешь от моей руки, Регал. Это так же верно, как то, что Верити снова будет править Шестью Герцогствами.
Я обрушил на них всю силу моего Скилла почти так же инстинктивно, как если бы сжал кулак. Только теперь я понял, что именно сделал с ними Верити там, в Тредфорде. Не было никаких слов, ничего, кроме яростного энергетического взрыва. Я полностью раскрылся и, когда понял, что они почувствовали меня, нанес сокрушительный удар. Думаю, что, если бы там был только один человек, я бы полностью выжег из него способность к Скиллу. Но они разделили удар. Я никогда не узнаю, что случилось с Барлом. Возможно, он был даже благодарен мне, поскольку я освободил его от изощренной пытки Регала. Каррод был полностью парализован моим Скиллом и визжал от ужаса. Вероятно, Уилл мог бы попытаться противостоять мне, но Регал скомандовал: Уходи, идиот! Не рискуй мной! И в мгновение ока они исчезли.
День уже набирал силу, когда я пришел в себя. Ночной Волк привалился ко мне, и его шкура была в крови. Я слабо толкнул его, и он немедленно подвинулся. Он встал и обнюхал мое лицо. Я ощутил на нем мою собственную кровь. Это было противно. Я резко сел, и мир завертелся вокруг меня. Потом я медленно начал воспринимать гул его мыслей.
С тобой все в порядке? Ты дрожал, а потом у тебя пошла кровь из носа. Тебя здесь не было, и я совсем тебя не слышал.
– Со мной все в порядке, – хрипло успокоил я его. – Спасибо, что держал меня в тепле.
Костер превратился в горстку углей. Я осторожно потянулся за дровами и добавил в огонь несколько палочек. Казалось, что мои руки каким-то образом стали очень длинными. Когда огонь разгорелся, я сел и попытался согреться. Потом я встал, сделал несколько неверных шагов к снежному наносу, взял горсть снега и вытер лицо, чтобы смыть вкус и запах крови. Немного чистого снега я положил в рот, потому что мой язык распух и пересох.
Тебе надо отдохнуть? Поесть? – возбужденно спрашивал Ночной Волк.
Да, да. Но больше всего нам нужно было бежать. Можно было не сомневаться в том, что моя вчерашняя выходка заставит их броситься в погоню. Я сделал то, что хотел, и это вышло здорово. Теперь у них есть повод для страха, и они не успокоятся, пока не уничтожат меня. Кроме того, я показал им, где нахожусь; они почувствуют, куда надо послать людей. И я не собирался оставаться здесь и ждать их появления. Я вернулся к костру, засыпал его землей и затоптал, чтобы быть уверенным в том, что огонь погас. Потом мы поспешили прочь.
Мы шли так быстро, как позволяли мои силы. Было очевидно, что я задерживаю Ночного Волка. Он с жалостью смотрел на меня, когда я поднимался в гору, утопая в снегу, по которому он легко бежал, не проваливаясь. Когда я чувствовал, что мне необходим отдых, и прислонялся к дереву, он мчался вперед, отыскивая более легкий путь. Когда дневной свет и моя сила были на исходе и я останавливался, чтобы развести костер на ночь, он исчезал и возвращался с мясом для нас обоих. По большей части это были белые снежные зайцы, но однажды он притащил толстого бобра, который забрел слишком далеко от своего заледеневшего пруда. Я делал вид, что готовил свою порцию, но на самом деле только обжаривал мясо над огнем, слишком уставший и голодный для того, чтобы сделать что-то большее. Мясная диета не прибавила мне ни капли жира, но я был жив и мог двигаться.
Мне редко удавалось по-настоящему поспать. Я все время должен был поддерживать огонь, чтобы не замерзнуть, и несколько раз за ночь поднимался, чтобы потопать ногами и вернуть чувствительность пальцам. Стойкость. Вот в чем было дело. Не быстрота или большая сила, а просто скупое восполнение моей способности заставлять себя продолжать движение.
Я держал стены моего Скилла высоко поднятыми, но тем не менее все время чувствовал, как Уилл бьется о них. Я не думал, что он может обнаружить меня, пока я слежу за ним, но не был в этом уверен. Постоянное мысленное напряжение было еще одним источником моих мучений. В некоторые ночи мне хотелось просто отбросить свою защиту и позволить ему прикончить меня. Но в таких случаях я быстро вспоминал о том, на что теперь способен Регал. Это немедленно пронзало меня чудовищным ужасом и вынуждало бежать, чтобы как можно больше увеличить расстояние между нами.
На четвертое утро нашего путешествия я проснулся, зная, что мы зашли далеко за границу Горного Королевства. Я не видел никаких признаков погони с тех пор, как мы покинули Мунсей. Зайдя так далеко на земли Кетриккен, мы, конечно же, были в безопасности.
Далеко ли отсюда этот Джампи и что мы будем делать, когда доберемся туда?
Не знаю, далеко ли, и не знаю, что мы будем делать.
Я впервые задумался об этом. На самом деле я понятия не имел, что происходило с Кетриккен с того вечера, когда я предложил ей бежать в горы. А она ничего не слышала ни от меня, ни обо мне. Наверное, она уже родила ребенка. По моим расчетам, он примерно одного возраста с моей собственной дочерью. Внезапно я обнаружил, что мне очень хочется посмотреть на него. Я мог бы взять его на руки и сказать себе: вот что чувствует Молли, когда держит нашу дочь.
