Его бледные пальцы осторожно завязали узелок. Потом он поднял свое творение и заставил его танцевать для меня. Я наблюдал за его веселыми ужимками и испытал запоздалое желание иметь такую игрушку из ярко раскрашенного дерева с тщательно ошкуренными краями.
– Мне бы хотелось, чтобы у моей дочери были такие вещи, – услышал я собственные слова. – Хорошо сделанные игрушки, мягкие яркие рубашечки, хорошенькие ленточки и куклы, которых можно обнимать.
– У нее будут, – мрачно пообещал он, – будут.
Время тянулось медленно. Мои руки снова начали выглядеть нормально, и на них даже появились мозоли. Целительница сказала, что бинты со спины можно снять. Я начал беспокоиться, но знал, что у меня еще недостаточно сил для путешествия. Мое волнение, в свою очередь, возбуждало шута. Я не представлял, как много брожу взад-вперед по комнате, пока однажды вечером шут не поднялся со стула и не подвинул стол так, чтобы поставить его поперек моего пути и сбить меня с курса. Мы оба рассмеялись, но это не сняло подспудного напряжения. Я начал думать, что разрушаю мир и покой всюду, куда попадаю.
Часто заходила Кеттл и доводила меня до безумия рассказами о свитках, говоривших о Белых Пророках. Слишком часто в них упоминался Изменяющий. Время от времени она втягивала в дискуссию шута. Гораздо чаще он просто бурчал что-то себе под нос, когда она пыталась объяснять это все мне. Мне почти недоставало ее прежней молчаливости. Признаюсь, что чем больше она говорила, тем больше я поражался, как женщина из Бакка могла оказаться так далеко от своей родины и стать приверженкой далекого учения. Но прежняя Кеттл немедленно возникала и отклоняла все мои хитро поставленные вопросы.
Приходила Старлинг, не так часто, как Кеттл, и обычно в те часы, когда шута не было дома. Казалось, эти двое не могут находиться в одной комнате и не высекать искры друг из друга. Как только я смог немного передвигаться, она начала уговаривать меня ходить с ней на прогулки, – возможно, для того, чтобы избежать общества шута. Полагаю, прогулки с ней были полезны мне, но не приносили особого удовольствия. Зимний холод и беседы со Старлинг одновременно беспокоили и подхлестывали меня. Она часто говорила о войне в Бакке и рассказывала обрывки новостей, услышанные от Чейда и Кетриккен, с которыми она проводила много времени. По вечерам она играла для них, насколько это было возможно при поврежденной руке и чужой арфе. Она жила в главном зале дворца. Казалось, придворная жизнь нравится ей. Она часто бывала оживленной и полной энтузиазма. Похоже, она полностью пришла в себя после всех несчастий, и жизнь теперь еще больше бурлила в ней. Даже ее рука хорошо заживала, и Чейд помог ей выменять доску, чтобы сделать новую арфу. Мне было стыдно, но ее оптимизм только заставлял меня чувствовать себя старше и слабее. Час или два с ней выматывали меня так, словно я объезжал упрямую лошадь. Она постоянно добивалась моего согласия. Я сопротивлялся.
– Он меня нервирует, – сказала она однажды в одной из своих бесконечных обличительных речей против шута. – Дело не в его цвете, дело в манерах. Он никогда никому не скажет простого слова, даже детям, которые приходят покупать у него игрушки. Ты заметил, как он издевается над ними и дразнит их?
– Он нравится им, а они нравятся ему, – устало возразил я. – Он не жесток с ними. Он дразнит их, как дразнит всех. Дети это любят. Ни один ребенок не хочет, чтобы с ним разговаривали свысока.
Быстрая прогулка утомила меня. И мне уже надоело защищать шута от ее нападок.
Она не ответила. Я почувствовал, что за нами следует Ночной Волк. Он скользил от небольшой рощи к занесенным снегом кустам маленького сада. Я сомневался, что его присутствие было величайшей тайной для жителей Джампи, но все же он чувствовал себя неловко, открыто ходя по улицам. Но так приятно было знать, что он рядом!
Я попытался сменить тему.
– Я уже несколько дней не видел Чейда, – рискнул я. Мне очень не нравилось выуживать из нее новости о нем. Но он не приходил ко мне, а я не шел к нему. Я не ненавидел его, но не мог простить ему планов относительно моего ребенка.
– Я пела для него прошлой ночью. – Она улыбнулась воспоминанию. – Он был в прекрасной форме. Ему даже удалось вызвать улыбку на устах Кетриккен. Трудно поверить, что он столько лет прожил в такой изоляции. Его светские манеры безупречны. А как он умеет дать женщине понять, что она нравится! И…
– Чейд? – недоверчиво переспросил я. – Светские манеры?
– Конечно, – весело сказала она. – Он может быть совершенно очаровательным, когда у него есть желание и время. В другую ночь, когда я пела для них с Кетриккен, он с таким изяществом рассыпался в благодарностях! У него язык придворного кавалера. – Она улыбнулась про себя, и я понял, что сказанное Чейдом осталось между ними. Попытка представить себе старика в роли покорителя женщин заставила меня размышлять в непривычном направлении. Я не мог придумать, что сказать, и оставил ее с этими приятными воспоминаниями. Через некоторое время она неожиданно добавила: – Он не пойдет с нами, знаешь ли.
– Кто? Куда? – Я не мог решить, стал ли я тугодумом после долгой лихорадки, или это мысль менестреля скачет от одного предмета к другому, словно блоха.
Она успокаивающе похлопала меня по руке:
– Ты устал. Лучше нам вернуться. Я всегда сразу понимаю, что ты устал. Ты начинаешь задавать бессмысленные вопросы. – Она перевела дыхание и вернулась к прежней теме: – Чейд не поедет с нами искать Верити. Он отправится в Бакк, чтобы сообщить о ваших поисках и подготовить людей. Он, разумеется, уважает твое желание и не будет упоминать о тебе. Просто сообщит, что королева собирается найти короля и вернуть его на трон.
Она помолчала, потом попыталась придать небрежности голосу:
– Он просил меня написать для него несколько простых стихотворений, основанных на старых песнях, чтобы их легко было выучить и спеть. – Она улыбнулась мне, и было понятно, как она довольна, что он обратился к ней с такой просьбой. – Он хочет сеять их в трактирах и тавернах, как семена, чтобы они проросли и дали побеги по всем Шести Герцогствам. Простые песни, в которых говорится, что скоро вернется Верити, чтобы все исправить, и наследник Видящих взойдет на трон, чтобы снова объединить Шесть Герцогств победой и миром. Он сказал, что очень важно поддерживать в людях мужество и не давать им забыть о грядущем возвращении Верити.
Я наконец пробился через ее болтовню о песнях и пророчествах:
– Ты сказала «мы». Какие «мы»? И куда «мы» поедем?
Она стянула с руки перчатку и быстро коснулась моего лба.
– У тебя опять жар? Может быть, немного и есть. Надо возвращаться. – И когда мы пошли назад по тихим улицам, она терпеливо добавила: – Мы – я, ты и Кетриккен едем искать Верити. Ты забыл, зачем приехал в горы? Кетриккен говорит, что путь будет тяжелым. Не так уж трудно добраться до того места, где она нашла следы битвы. Но если Верити ушел оттуда, тогда он отправился по одной из дорог, отмеченных на древней карте, а они, возможно, давно уже перестали быть дорогами. Ее отец не в восторге от этого предприятия. Он сосредоточен только на войне с Регалом. «Пока ты ищешь своего супруга короля, твой брат предатель ищет способ сделать наших людей своими рабами!» – сказал он ей. Так что она может собрать лишь те припасы, которые ей отдадут добровольно, и взять с собой только тех людей, которые добровольно предпочтут поход войне с Регалом. Таких не много, будь уверен, и…
