– Я думаю, мы здесь, – сказала она, указывая пальцем на конец торгового пути, по которому мы шли. – Где-то к северу отсюда должна была бы быть та, другая дорога. Я надеялась, что их соединяет какая-нибудь тропа. Но теперь… – Она вздохнула. – Завтра нам придется идти вслепую и положиться на удачу.
Нельзя сказать, чтобы ее слова вселили мужество в кого-нибудь из нас.
Как бы то ни было, на следующий день мы тронулись в путь. Мы шли на север, через лес, которого, казалось, никогда не касался топор дровосека. Ветви сплетались в кружево высоко над нами, а многие поколения иголок и листьев лежали под неровным покрывалом снега, который все же долетал до лесной подстилки. Чувство Уита подсказало мне, что эти деревья живут своей полупризрачной жизнью, в них пульсирует некое смутное, накопленное за столетия знание. Но это было знание о великом мире света и тени, земли и воды. Они вообще не заметили нашего появления, и к вечеру я ощущал себя не более значительным, чем муравей. Я никогда не думал, что меня будут презирать деревья.
Вряд ли я был единственным, кому показалось, что мы совершенно заблудились. Такой древний лес мог поглотить дорогу много поколений назад. Корни вытеснили булыжник, опавшие листья и иголки скрыли все остальное. То, что мы искали, теперь могло оказаться просто линией на старой карте.
Это волк, который, как всегда, бежал впереди, первым вышел на нее.
Мне это совсем не нравится, – заявил он.
– Дорога там, – сказал я шедшей передо мной Кетриккен.
Мой жалкий человеческий голос казался жужжанием мошки в огромном зале. Я почти удивился, когда она услышала меня и оглянулась. Она посмотрела, куда я показывал, потом, пожав плечами, повела свое стадо немного западнее. Мы шли еще некоторое время, прежде чем я заметил впереди прямую, как стрела, брешь в лесном массиве. Полоса света пронизывала лес.
Что с ней не так?
Он встряхнулся, как будто сбрасывал с себя воду. В ней слишком много человеческого. Как огонь, чтобы готовить мясо.
Я не понимаю.
Он прижал уши. Как будто огромную силу сделали маленькой и подчинили человеческой воле. Огонь всегда хочет вырваться из-под контроля. Так и эта дорога.
В его ответе для меня не было никакого смысла. Тем временем мы подошли к дороге. Я наблюдал за Кетриккен и за джеппами, идущими впереди. Широкая дорога шла прямо и была как бы прорезана в почве, как будто ребенок вел палочкой по песку, оставляя за собой желобок. Деревья росли вдоль нее, склонялись над ней, но ни один корень не показался на самой дороге, и ни одно молодое деревцо не выросло на ней. Дорогу ровным слоем покрывал снег, на котором не было даже птичьих следов. Не видно было даже старых следов, припорошенных снегом. Никто не ходил по этой дороге с тех пор, как началась зима. Насколько я мог видеть, даже следы животных не пересекали ее.
Я ступил на поверхность дороги.
Это было как, не прикрывая лицо, идти через свисающую паутину. Как ледышка, упавшая за шиворот. Как войти в теплую кухню с ледяного ветра. Это было физическое ощущение, захватившее меня так же резко, как любое другое, и такое же неописуемое, как сухость или влажность. Я остановился как пригвожденный к месту. Однако по остальным ничего не было заметно, когда они спрыгивали с лесной почвы на поверхность дороги. Старлинг только заметила, что здесь снег не такой глубокий и идти будет легче. Несколько минут спустя я все еще стоял на дороге и оглядывался, когда Кеттл появилась из-за деревьев и спустилась на дорогу. Она тоже остановилась. Мгновение она казалась пораженной и что-то бормотала.
– Вы сказали «обработано Скиллом»? – спросил я ее. Она взглянула на меня, как будто и не подозревала, что я стою совсем рядом. Сверкнула глазами. Несколько секунд она молчала, потом:
– Я сказала «нет никаких сил»! – заявила она. – Чуть не вывихнула лодыжку, когда прыгала. Эти горские сапоги не тверже носков.
Она отвернулась и поспешила за остальными. Я пошел за ней. По какой-то причине я чувствовал себя так, словно двигался по горло в воде, но не чувствовал сопротивления. Это чувство сложно описать. Как будто что-то текло вокруг меня и я был захвачен течением.
Оно хочет вырваться из-под контроля, — снова кисло заметил волк. Я огляделся и увидел, что он идет рядом со мной, но скорее по краю леса, чем по гладкой поверхности дороги. Разумнее было бы идти здесь, со мной.
Я подумал над этим. Похоже, тут все в порядке. Проще идти. Ровнее.
Да, огонь тоже греет тебя, пока не сожжет.
На это у меня не нашлось ответа. Вместо этого я догнал Кеттл и пошел рядом с ней. После долгих дней путешествия в одиночку по узкой тропе это было и проще, и приятнее. Мы шли по древней дороге весь остаток дня. Она вела вверх, но под таким углом к поверхности горы, что никогда не становилась слишком крутой. Единственное, что кое-где нарушало гладкий снежный покров, – это случайные сухие ветки, упавшие с растущих вдоль дороги деревьев. И большая их часть сгнила и превратилась в труху. Ни разу я не видел следов животных – ни ведущих по дороге, ни пересекающих ее.
Добычей здесь и не пахнет, – уныло подтвердил Ночной Волк. – Придется побегать сегодня ночью, чтобы раздобыть себе немного свежего мяса.
Можешь идти прямо сейчас, – предложил я.
Я боюсь оставлять тебя одного на этой дороге, — строго сообщил он.
Что мне может повредить? Кеттл тут, рядом со мной, так что я не буду один.
Она ничем не лучше тебя, — упрямо настаивал Ночной Волк. Но, несмотря на все мои вопросы, он так и не объяснил мне, что имел в виду.
Но по мере того, как день переходил в вечер, я сам начал кое-что замечать. Снова и снова я обнаруживал, что мое сознание погрузилось в яркие сны наяву, в столь глубокую задумчивость, что, выходя из нее, я чувствовал себя внезапно разбуженным. Как большинство снов, они лопались словно пузыри, и я никак не мог вспомнить, о чем думал. Пейшенс, отдающая военные приказы, словно королева Шести Герцогств. Баррич, купающий ребенка и тихонько напевающий при этом. Два человека, которых я не знал, укладывающие обугленные камни, видимо восстанавливая дом. Все эти бессмысленные яркие видения казались, однако, такими жизненными, что я сам почти верил им. Простота движения по дороге, которая вначале казалась такой приятной, теперь стала чересчур быстрой, как будто течение подхватило меня и несло помимо моей собственной воли. В действительности, однако, я не мог идти слишком быстро, потому что всю вторую половину дня Кеттл шла рядом со мной и вполне выдерживала мой темп. Кеттл часто прерывала мои размышления, чтобы задать какой-нибудь простой вопрос, привлечь мое внимание к пролетевшей над нами птице или поинтересоваться, не тревожит ли меня рана в спине. Я пытался отвечать, но через несколько мгновений уже не мог вспомнить, о чем мы говорили. Я не мог винить ее за то, что она все время хмурилась, – такая у меня была каша в голове, но не мог и найти средства, чтобы побороть мою рассеянность. Мы прошли мимо упавшего ствола, лежавшего поперек дороги. В нем было что-то странное, и я хотел сказать об этом Кеттл, но мысль улетучилась, прежде чем я успел оформить ее. Я так погрузился в себя, что даже вздрогнул, когда шут окликнул меня. Я поглядел вперед, но не увидел даже джеппов. Потом он снова закричал:
