Залезай, я тебя вымою. Это выдерет твой зимний подшерсток, – предложил я ему.
Он с отвращением фыркнул:
Сойдет сам собой.
Что ж, тогда тебе незачем сидеть, смотреть на меня и скучать. Пойди поохоться.
Я бы пошел, но сука-вожак просила меня присмотреть за тобой, так что придется торчать тут.
Кетриккен?
Так вы ее называете.
Как она просила тебя?
Он озадаченно поглядел на меня.
Как и ты. Она посмотрела на меня, и я понял, чего она хочет. Она беспокоится, что ты один.
Она знает, что ты слышишь ее? Она слышит тебя?
Иногда. — Он лег на траву и вытянулся. – Может быть, когда твоя самка прогонит меня, я привяжусь к этой.
Не смешно.
Он не ответил, перевернулся и начал чесать спину. Мысли о Молли рождали напряженность между нами. Это была пропасть, к которой я не смел приближаться, а он настойчиво заглядывал в нее. Мне вдруг захотелось, чтобы мы стали как прежде – единым целым, живущим только сегодняшним днем. Я откинулся назад, положив голову на берег и наполовину высунувшись из воды. Я закрыл глаза, не думая ни о чем.
Когда я снова открыл их, рядом стоял шут и смотрел на меня. Я вздрогнул, как и Ночной Волк, с рычанием вскочивший на ноги.
– Хорош сторож, – заметил я шуту.
У него нет запаха, и он ходит легче падающего снега, — пожаловался волк.
– Он всегда с тобой, да? – спросил шут.
– Так или иначе, – согласился я и снова лег в воду. Скоро придется вылезать. Приближался вечер. Воздух стал холоднее, но вода от этого казалась только более привлекательной. Через мгновение я посмотрел на шута. Он по-прежнему стоял на берегу.
– Что-то случилось? – спросил я. Он сделал неопределенный жест, а потом неловко сел на берег.
– Я думал о твоей девушке-свечнице, – сказал он затем.
– Да? – тихо спросил я. – А я изо всех сил стараюсь не делать этого.
Он обдумывал это некоторое время.
– Если ты умрешь, что с ней будет?
Я перевернулся на живот и, опершись на локти, уставился на шута. Я почти ждал нового издевательства, но лицо его было серьезным.
– Баррич позаботится о ней, – сказал я тихо, – пока ей будет нужна помощь. Она самостоятельная женщина, шут. – Немного подумав, я добавил: – Она заботилась о себе многие годы… Шут, на самом деле я никогда не мог заботиться о ней. Я был близко, но она всегда стояла на собственных ногах. – Я чувствовал себя одновременно пристыженным и гордым, говоря это. Мне было стыдно, что я не принес ей почти ничего, кроме неприятностей, и одновременно я был горд тем, что такая женщина любила меня.
– Но ты хотел бы, чтобы я передал ей несколько слов от тебя, разве нет?
Я медленно покачал головой:
– Она считает, что я умер. Они оба так считают. Если я умру на самом деле, пусть она лучше думает, что это случилось в подземелье Регала. Если она узнает, как все было в действительности, это только еще больше очернит меня в ее глазах. Как объяснить ей, почему я немедленно не пришел к ней? Нет. Если со мной что-то случится, я бы не хотел, чтобы ей рассказывали об этом.
Ощущение собственной беспомощности снова охватило меня. А если я останусь в живых и вернусь к ней? Это было еще хуже. Я попытался вообразить, как стою перед ней и объясняю, что снова поставил интересы своего короля выше ее. Я крепко зажмурился при мысли об этом.
– И все же, когда это закончится, я хотел бы увидеть ее еще раз, – заметил шут.
– Ты? Я даже не знал, что вы знакомы.
Казалось, шута это немного смутило.
– Собственно, я хотел бы сделать это ради тебя. Чтобы убедиться, что у нее все хорошо.
Я был странно тронут.
– Не знаю, что и сказать.
– Тогда ничего и не говори. Скажи мне только, как я смогу найти ее, – улыбнулся он.
– Я и сам точно не знаю, – признался я. – Чейд знает. Если… если я не переживу того, что должен сделать, спроси у него. – Не к добру говорить о собственной смерти, и я добавил: – Но ведь мы оба знаем, что останемся в живых. Так предсказано, верно?
Он странно взглянул на меня:
– Кем?
Сердце мое упало.
– Ну, каким-нибудь Белым Пророком… – пробормотал я. Я вдруг понял, что никогда не спрашивал шута об этом. Не все остаются в живых, выиграв битву. Я набрался мужества: – Ведь предсказано, что Изменяющий будет жить?
Казалось, он глубоко задумался. Потом он заметил:
– Чейд ведет опасную жизнь. Нет никакой уверенности в том, что он останется в живых. А если нет, ты, конечно же, знаешь, хотя бы приблизительно, где находится девушка. Может, скажешь мне?
Того, что он не ответил на мой вопрос, было вполне достаточно, чтобы понять, каков ответ. Изменяющий умрет. Как будто меня захлестнула волна холодной соленой воды. Я почувствовал себя сбитым с ног этим холодным знанием и захлебнулся в нем. Мне никогда не держать на руках моей дочери, не ощутить тепла Молли. Это была почти физическая боль, и от нее у меня закружилась голова.
– Фитц Чивэл! – настаивал шут. Он поднял руку и вдруг зажал себе рот, как будто не мог больше говорить. Другой рукой он взял себя за запястье. Казалось, ему плохо.
– Все в порядке, – слабо сказал я. – Наверное, лучше мне знать, чего ожидать. – Я вздохнул и напряг память. – Я слышал, что они говорили о маленьком городке, в который Баррич ездит за покупками. Это не может быть далеко. Можно начать оттуда.
Шут еле заметно кивнул. В глазах у него стояли слезы.
– Капеллин-Бич, – произнес я.
Еще мгновение он сидел уставившись на меня. Потом повалился на бок.
– Шут?
Ответа не было. Я стоял и смотрел на него, теплая вода стекала с меня ручьями. Он лежал на боку и как будто спал.
– Шут! – раздраженно крикнул я. Когда ответа не последовало, я вылез из пруда и подошел к нему. Он лежал на берегу, изображая глубокий сон и имитируя даже дыхание спящего человека. – Шут? – снова спросил я, почти ожидая, что он подпрыгнет мне навстречу. Вместо этого он слабо пошевелился, как будто я мешал ему спать. Это взбесило меня больше всего. Как он мог перейти от серьезного разговора к такому кривлянию? Тем не менее он постоянно вел себя таким образом в последние несколько дней. В момент у меня не осталось ни расслабленности, ни покоя. Все еще мокрый, я начал собирать одежду. Я не хотел смотреть на него, пока вытирался. Одежда, которую я натянул, была еще сырой. Шут спал, когда я повернулся и пошел к лагерю. Ночной Волк шел со мной.
Это игра? – спросил он меня по дороге.
