Теперь, когда мы были здесь, шут немного притих. Очень осторожно я положил руку на спину дракона. Отдельные чешуйки были так искусно сделаны, изгиб тела животного был таким естественным, что я почти ждал, что уловлю слабое дыхание. Но это был холодный, твердый камень. Я задержал дыхание, набираясь мужества, потом прощупал его Уитом. Никогда раньше я не ощущал ничего подобного. Не было биения сердца, дыхания или какого-нибудь другого физического признака жизни. Только ощущение попавшего в ловушку отчаявшегося существа. На мгновение оно ушло, потом я поискал его, и оно ответило мне. Оно искало ощущения ветра на лице, теплого биения крови, запахов летнего дня, прикосновения одежды к коже – жажда всего, что было жизнью. Я отнял руку, испуганный его настойчивостью. Мне показалось, что оно может втянуть меня в себя.
– Странно, – прошептал шут. Будучи соединенным со мной Скиллом, он чувствовал рябь моих ощущений. Его глаза встретились с моими. Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом он протянул к девушке посеребренный палец.
– Нам не следует делать этого, – сказал я, но в моем голосе не было уверенности. Стройная фигура верхом на драконе была одета в куртку без рукавов, гамаши и сандалии. Шут прикоснулся к ее плечу.
Оскорбленный и полный боли крик Скилла зазвенел в каменоломне. Шута сбросило с пьедестала, и он тяжело упал на спину на камни у его подножия в глубоком обмороке. У меня подогнулись колени, и я рухнул рядом с драконом. Судя по стремительному потоку ярости Уита, я ожидал, что это создание растопчет меня, как взбешенная лошадь. Инстинктивно я сжался в комок, защищая руками голову.
Это продолжалось одно мгновение, но казалось, что эхо этого крика будет звучать бесконечно, отражаясь от гладких черных глыб, разбросанных по всей каменоломне. Я змеей соскользнул вниз, чтобы проверить шута, когда к нам подбежал Ночной Волк.
Что это было? Нам угрожают?
Я опустился на колени около шута. Он ушиб голову, и кровь стекала на черный камень, но я не думал, что он потерял сознание из-за этого.
– Я знал, что нам не следует этого делать. Почему я позволил ему? – спросил я себя, поднимая шута, чтобы отнести в лагерь.
– Потому что ты еще больший дурак, чем он. А я глупее вас обоих, раз оставила вас одних и поверила, что вы будете вести себя разумно. Что он сделал? – Кеттл задыхалась от спешки.
– Он прикоснулся к девушке на драконе Скиллом на конце пальца, – объяснил я и поднял глаза на статую. К моему ужасу, на ее руке был серебряный след, выделявшийся на бронзовой коже.
Кеттл проследила за моим взглядом, и я услышал, как она охнула. Она резко повернулась ко мне и подняла узловатую руку, словно хотела меня ударить. Потом сжала ладонь в дрожащий кулак и опустила его.
– Разве недостаточно того, что она навеки заключена здесь в одиночестве и страдании, отрезанная от всех, кого когда-то любила? Вам еще понадобилось причинять ей боль! Как вы могли быть такими жестокими?
– Мы не хотели ничего плохого. Мы не знали…
– Неуемное любопытство всегда оправдывают невежеством! – рявкнула Кеттл.
Внезапно я почувствовал, что сейчас выплеснется моя собственная ярость.
– Не попрекайте меня моим невежеством, женщина! Это вы отказались приоткрыть хотя бы край завесы тайны! Вы намекали, предупреждали и говорили разные зловещие слова, но не спешили просто объяснить нам, в чем дело. И когда мы совершаем ошибки, вы обвиняете нас и утверждаете, что мы должны были сами все знать. Откуда? Откуда нам знать это, когда вы отказываетесь поделиться с нами своим опытом?
В моих руках слабо зашевелился шут. Волк кружил неподалеку. Теперь он подошел, поскуливая, и лизнул повисшую руку шута.
Осторожно, следи, чтобы он не касался тебя пальцами!
Кто его укусил?
Не знаю.
– Я ничего не знаю, – с горечью сказал я вслух. – Я блуждаю во тьме и приношу боль всем, кого люблю.
– Я не смею вмешиваться! – закричала на меня Кеттл. – А что, если мои слова побудят тебя пойти по неверному пути? Что тогда толку во всех этих пророчествах? Ты должен сам найти дорогу, Изменяющий.
Шут приоткрыл глаза и бессмысленно взглянул на меня. Потом он снова закрыл их и уронил голову мне на плечо. Мне уже было тяжело держать его, а я так и не знал, что же произошло. Я крепче прижал его к себе. Я увидел, что вслед за Кеттл идет Старлинг, нагруженная мокрым бельем. Я повернулся и пошел прочь от них обеих. Уже направляясь к лагерю, я сказал, обернувшись:
– Может быть, именно поэтому вы здесь. Может быть, вы были призваны, чтобы сыграть свою роль. Может быть, она состоит в том, чтобы рассеять наше невежество и чтобы мы смогли исполнить эти ваши проклятые пророчества. А может быть, храня молчание, вы мешаете их исполнению. Но, – я остановился, чтобы говорить как можно более убедительно, – я думаю, вы молчите по собственным причинам. Потому что вам стыдно!
Я отвернулся, чтобы не видеть ее потрясенного лица. Мне было самому неловко, что я говорил с ней в таком тоне. Но это придало мне сил. Я твердо решил заставить всех вести себя так, как должно. Это была та детская целеустремленность, которая часто доводила меня до беды, но в тот миг, когда мое сердце пришло к решению, ярость не дала мне от него отступить.
Я отнес шута в большую палатку и уложил в постель, взял оборванный рукав того, что осталось от рубашки, смочил его в холодной воде и плотно прижал к затылку. Когда кровотечение прекратилось, я осмотрел его и обнаружил небольшую ранку и шишку. Мне все еще казалось, что от этого шут потерять сознание не мог.
– Шут, – тихо сказал я ему. Потом более настойчиво: – Шут!
Я смочил ему лоб водой. Он очнулся и открыл глаза.
– Со мной все будет в порядке, Фитц, – вяло проговорил он. – Ты был прав. Мне не нужно было трогать ее. Но я сделал это и никогда не смогу забыть.
– Что случилось? – спросил я. Он покачал головой:
– Я не могу сейчас об этом говорить.
Я вскочил на ноги, стукнувшись головой о крышу палатки и чуть не повалив на себя все сооружение.
– Никто во всей этой компании ни о чем не может говорить! – свирепо зарычал я. – Кроме меня! Я намерен говорить обо всем.
Я оставил шута одного. Он облокотился на локоть и проводил меня взглядом. Я не знал, был он ошеломлен или просто позабавлен. Мне было все равно. Я пошел прочь от палатки в лес, к пьедесталу, где Верити ваял своего дракона. Постоянный скрежет его меча о камень бередил мне душу. Кетрнккен сидела рядом с ним молча, опустив глаза. Ни он, ни она не обратили на меня ни малейшего внимания.
Я остановился на мгновение, чтобы перевести дух. Я отбросил назад волосы, заново завязал их, отряхнул гамаши и заправил в штаны грязную рубашку. Потом сделал три шага вперед. Я официально поклонился им обоим:
– Мой лорд, король Верити. Моя леди, королева Кетриккен. Я пришел, чтобы закончить мой доклад королю. Если вы мне позволите.
