Я не знаю, сколько прошло времени. Знаю только, что я испытывал страшную жажду.
– Мне нужно выпить чашечку чая, – сказал я ей и отпустил ее руку. Она кивнула, стараясь скрыть разочарование. Только отпустив руку Кеттл, я заметил, как высоко над вершинами гор поднялось солнце. Я снова слышал скрежет меча Верити. Кетриккен по-прежнему сидела молча и наблюдала за ним. Я не знал, куда ушли остальные. Вместе с Кеттл мы оставили дракона и пошли вниз, туда, где все еще тлел костер. Я наломал хвороста, а она наполнила котелок. Мы почти не разговаривали, пока грелась вода. У нас все еще оставалось немного трав, которые Старлинг нарвала для чая. Они завяли, но мы заварили чай и сели пить его. Царапанье меча Верити стало фоном, не более заметным, чем жужжание насекомых. Я изучал старую женщину, сидевшую рядом со мной.
Мой Уит говорил мне о сильной и веселой жизни внутри нее. Я чувствовал ее старческую руку в своей. Она была мягкой, за исключением тех мест, где кожа покрылась мозолями от тяжелой работы. Я видел морщины на ее лице вокруг глаз и в углах рта. Старая, сказало мне ее тело. Старая. Но мой Уит говорил мне о женщине моего возраста, веселой и безрассудной, открытой любви, приключениям и всему тому, что может предложить жизнь. Жаждущей, но попавшей в западню. Я заставил себя видеть не Кеттл, а Кестрел. Кем она была до того, как ее погребли заживо? Наши глаза встретились.
– Кестрел? – спросил я.
– Я была ею, – тихо сказала она, и я чувствовал, что раны еще не зажили. – Но ее больше нет. Нет уже много лет.
Когда я назвал это имя, я почти почувствовал ее. Я знал, что держу ключ, но представления не имел, где искать замок. Что-то скреблось на краю моего Унта. Я поднял глаза, раздраженный вмешательством. Это были Ночной Волк и шут. Шут выглядел измученным, на него было больно смотреть. Но он не мог выбрать худшего времени для разговора. Думаю, он знал это.
– Я старался держаться подальше, – сказал он тихо, – Старлинг объяснила мне, что вы делаете. Она рассказала мне обо всем, что произошло, пока меня не было. Я знаю, что мне следовало подождать, и то, что вы делаете, жизненно важно. Но… я не могу. – Он опустил глаза. – Я предал тебя, – прошептал он. – Я предатель.
Мы были связаны Скиллом, и я ощутил всю глубину его отчаяния. Я пытался пробиться к нему, чтобы он, в свою очередь, узнал, что чувствую я. Его использовали против меня, да, но в этом ведь не было его вины. Но я не мог дотянуться до него. Его стыд и угрызения совести стояли между нами и закрыли его от моего прощения. Он и сам не мог простить себя.
– Шут! – внезапно воскликнул я и улыбнулся ему. Он посмотрел, ужасаясь тому, что я вообще могу улыбаться, а тем более ему – Нет, все в порядке. Ты дал мне ответ. Ты – ответ. – Я глубоко вздохнул и попытался тщательно обдумать это. Медленно и осторожно, предупредил я себя, и потом: «Нет! Сейчас! Только сейчас это и можно сделать». Я обнажил свое левое запястье и протянул руку ладонью вверх. – Прикоснись ко мне, – приказал я шуту – Прикоснись ко мне Скиллом на твоих пальцах и увидишь, считаю ли я тебя предателем.
– Нет! – ужаснулась Кеттл, но шут уже тянулся ко мне, как лунатик. Он приложил посеребренные кончики пальцев к моему запястью. Когда я ощутил холодный жар его пальцев на своей коже, я протянул другую руку и схватил Кеттл.
– КЕСТРЕЛ! – крикнул я громко. Я почувствовал, как она шевельнулась, и втянул ее в нас.
Я был шутом, а шут был мной. Он был Изменяющим, и я тоже. Мы были две половины целого, разъединенные и снова сошедшиеся вместе. На мгновение я узнал его во всей его полноте, совершенного и волшебного, а потом он оторвался от меня, смеясь. Пузырек внутри меня, отдельный и непознаваемый и в то же время соединенный со мной. Ты любишь меня! Я был потрясен. Он действительно никогда раньше не верил в это. Раньше это были слова. Я всегда боялся, что они рождены жалостью. Но ты действительно мой друг. Это знание. Это ощущение того, что ты ко мне чувствуешь. Значит, это Скилл. Мгновение он буйно веселился просто от этого нового понимания.
В этот момент к нам присоединился кто-то еще.
Ах, маленький брат! Наконец-то нашел свои уши! Моя добыча – твоя добыча, и мы стая навеки!
Шут отскочил от дружеского наскока волка. Я боялся, что он разорвет круг. Потом он внезапно вернулся к нам.
Это? Это Ночной Волк? Этот могучий воин с благородным сердцем?
Как описать этот момент? Я так давно и так полно знал Ночного Волка и был поражен, увидев, как мало знал о нем шут.
Лохматый? Таким ты меня видел? Лохматый и похотливый?
Прости. Это от шута, очень искренне. Большая честь для меня узнать, каков ты на самом деле. Я никогда не подозревал такого благородства в тебе.
Их взаимное одобрение было почти ошеломляющим.
Потом мир вокруг нас остановился.
У нас есть дело, — напомнил я им. Шут отнял руку от моего запястья, оставив на нем три серебряных пятнышка. Даже воздух был слишком тяжелым грузом для этой отметины. На некоторое время я стал чем-то другим. Потом снова вернулся в собственное тело. Все это заняло одно лишь мгновение.
Я снова повернулся к Кеттл. Трудно было смотреть только своими глазами.
– Кестрел? – тихо спросил я.
Она подняла на меня глаза. Я смотрел и пытался увидеть ее такой, какой она когда-то была. Не думаю даже, что она знала об этой тонкой волосинке Скилла между нами. В то мгновение шока, когда шут коснулся меня, я пробил ее стены. Эта связь была слишком тонкой, чтобы ее можно было назвать нитью. Но теперь я знал, что ее подавляло.
– Вина, стыд и раскаяние в тебе, Кестрел. Видишь? Вот чем они тебя выжгли. И все эти годы ты добавляла к этому собственные чувства. Эти стены возведены тобой. Сними их. Прости себя. Выйди.
Я схватился за запястье шута и держал его подле себя. Где-то я ощущал Ночного Волка. Они были рядом, и я легко мог дотянуться до них. Я брал у них силу, осторожно и медленно. Я брал их силу и любовь и направлял на Кеттл, пытаясь пробиться сквозь эту почти неощутимую щель в ее броне.
Слезы покатились по ее сморщенным щекам.
– Я не могу. Это труднее всего. Я не могу. Они выжгли меня, чтобы наказать. Но этого было недостаточно. И никогда не будет достаточно. Я никогда не смогу простить себя.
Скилл начал сочиться из нее, когда она потянулась ко мне, пытаясь заставить ее понять. Она схватила мою ладонь обеими руками. Ее боль лилась ко мне сквозь это пожатие.
– Кто же тогда может тебя простить? – услышал я собственный вопрос.
– Галл. Моя сестра Галл! – Это имя было вырвано из нее, и я чувствовал, что многие годы она отказывалась думать о нем, не говоря уж о том, чтобы произносить его вслух. Ее сестра, не просто товарищ по группе, а ее сестра. Она убила ее в ярости, застав со Станчином, лидером группы?
– Да, – прошептала она, хотя этот вопрос не был высказан. Я был уже за пределами выжженных стен. Сильный, красивый Станчин. Любить его телом и Скиллом, ощущение единства, которому нет равных. Но потом она застала их вместе, и она…
