Я очень-очень проголодался, пока его не было. Когда он вернулся, мой нос почуял незнакомый запах. Запах женщины. Несильный, смешанный с запахами луга. Но это был приятный запах, и от него чего-то хотелось – чего-то, что не было едой, водой или охотой. Я подошел к нему и принюхался, но он этого не заметил. Он сварил кашу, и мы поели. А потом он сидел у огня и был очень, очень грустный. Я достал бутылку с бренди и принес ее вместе с чашкой. Он взял их у меня, но не улыбнулся.
– Может быть, завтра я научу тебя прислуживать, – сказал он, – может быть, хоть этому ты научишься.
После этого он выпил весь бренди из бутылки и открыл вторую, а я сидел и смотрел на него. Когда он лег спать, я взял его плащ с остатками запаха, положил его на пол и лег, и нюхал, пока не заснул.
Мне привиделся сон, но в нем не было смысла. Снилась женщина, которая пахла, как плащ Баррича, и я не хотел, чтобы она уходила. Это была моя женщина, но когда она ушла, я за ней не побежал. Больше я ничего не смог вспомнить. Вспоминать так же плохо, как быть голодным или хотеть пить.
Он держал меня в комнате долгое, долгое время, и все, чего я хотел, это выйти. Но потом шел дождь, очень сильный, такой сильный, что почти весь снег растаял. Внезапно мне показалось, что я не хочу выходить.
– Баррич, – сказал я, и он быстро посмотрел на меня. Я подумал, что он собирается меня укусить, так быстро он повернулся. Я постарался не съежиться, потому что он иногда сердился, когда я сжимался в комок.
– Что, Фитц? – спросил он, и его голос был ласковым.
– Я хочу есть. Сейчас.
Он дал мне мяса, вареного, но это был большой кусок. Я ел его с жадностью, а он смотрел на меня, но не прикрикнул и не стукнул меня на этот раз.
Под бородой мое лицо чесалось. В конце концов я пошел, встал перед Барричем и начал скрести лицо перед ним.
– Мне это не нравится, – сказал я ему. Он выглядел удивленным, но дал мне горячую воду, мыло и острый нож, потом протянул круглое стекло с человеком внутри. Я смотрел туда очень долго и задрожал. Его глаза были как у Баррича, только еще темнее. Не волчьи глаза. Его шкура была тоже как у Баррича, но на подбородке торчали неровные и грубые волосы. Я потрогал свою бороду и увидел свои пальцы на лице этого человека. Это было странно.
– Брейся, но будь осторожен, – предупредил Баррич. Я не мог вспомнить, как это делается. Запах мыла, горячая вода на моем лице. Но острое-острое лезвие оставляло маленькие порезы, которые жгли кожу и кровоточили. Я посмотрел на человека в круглом стекле и вдруг подумал: «Фитц. Почти как Фитц».
– У меня идет кровь, – сообщил я Барричу. Он засмеялся:
– У тебя всегда шла кровь после бритья. Ты всегда слишком спешил. – Он отобрал у меня нож. – Сиди тихо, – сказал он мне. – Ты пропустил некоторые места.
Я сидел очень тихо, и он не порезал меня. Было трудно сидеть неподвижно, когда он подошел ко мне так близко. Закончив, он приподнял мой подбородок и пристально посмотрел на меня.
– Фитц? – сказал он и улыбнулся, но потом улыбка погасла, потому что я просто смотрел на него. Он дал мне щетку.
– Тут нету лошади, чтобы чистить, – удивился я. Он казался почти довольным.
– Причешись, – сказал он и взъерошил мои волосы. Он заставил меня приглаживать их, пока они не легли ровно. В некоторых местах к моей голове было больно прикоснуться. Баррич нахмурился, когда увидел, что я вздрагиваю. Он забрал щетку и заставил меня стоять смирно, пока смотрел и ощупывал мою голову.
– Ублюдок! – выругался он и, когда я сжался, добавил: – Не ты. – Он молча покачал головой и потрепал меня по плечу – Боль уйдет со временем. – Он показал мне, как зачесать волосы назад, и завязал их кожаной бечевкой. Они уже были достаточно длинные. – Так-то лучше, – сказал он. – Теперь ты стал похож на человека.
Я проснулся, извиваясь и взвизгивая. Он подошел ко мне:
– Что случилось, Фитц? С тобой все в порядке?
– Он забрал меня у моей матери! – плакал я. – Он забрал меня у нее! Я был слишком молод, чтобы уходить от нее.
– Я знаю, знаю, но это было давно. Теперь ты здесь и в безопасности. – Он казался почти испуганным.
– Он пустил дым в логово, – продолжал я, – убил мою мать и братьев и взял их шкуры.
Лицо его изменилось, и голос больше не был добрым:
– Нет, Фитц, это была не твоя мать. Это был сон волка. Ночного Волка. Это могло случиться с Ночным Волком. Но не с тобой.
– Нет, случилось! – Я рассердился. – Случилось! И я чувствовал то же самое. То же самое!
Я слез с кровати и стал ходить по комнате, и ходил долго, долго, пока наконец не успокоился. Баррич сидел и смотрел на меня и выпил невероятное количество бренди.
Однажды весной я стоял и смотрел в окно. Мир казался ожившим и новым. Я потянулся и услышал, как мои кости щелкают.
– Хорошее утро, чтобы прокатиться верхом. – Я повернулся и посмотрел на Баррича, который мешал кашу в котле над огнем. Он подошел и встал рядом со мной.
– В горах все еще зима, – промолвил он тихо. – Интересно, добралась ли Кетриккен до дома?
– Если нет, это не вина Суути, – заметил я. И вдруг внутри меня что-то перевернулось, и мне стало так больно, что я не мог отдышаться. Я пытался понять, что же это, но оно убегало от меня, и я не мог догнать его, но знал, что должен за этим охотиться. Это было все равно что охотиться на медведя. Когда я подошел к этому ближе, оно пошло мне навстречу и попыталось причинить мне боль, но что-то заставляло меня идти. Я глубоко вздохнул и оттолкнул это и еще раз вздохнул. Баррич рядом со мной не двигался и молчал. Он ждал.
Брат, ты волк. Вернись, беги от этого, оно причинит тебе боль, предупредил Ночной Волк.
Я отпрыгнул.
Тогда Баррич стал топать по комнате и сыпать проклятиями. Каша сгорела. Нам все равно пришлось съесть ее. Ничего другого не было.
Баррич без конца приставал ко мне.
– Ты помнишь? – то и дело спрашивал он. Он не оставлял меня в покое, называя мне имена и пытаясь заставить сказать, кто это такие. Иногда я кое-что знал.
– Женщина, – сообщил я ему, когда он назвал Пейшенс – Женщина в комнате с травой.
Я старался, но он все равно сердился на меня. Если я спал по ночам, то видел сны. Сны о дрожащем свете на каменной стене и о глазах в маленьком окне. Эти сны давили на меня и не давали дышать. Если мне удавалось набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы закричать, я просыпался. Иногда для этого нужно было много времени. Баррич тоже просыпался и хватал со стола большой нож.
– В чем дело? В чем дело? – спрашивал он, но я не мог ему рассказать.
Безопаснее было спать днем, снаружи, вдыхая запах травы и земли. Тогда сны о каменных стенах не приходили. Вместо этого приходила женщина, которая нежно прижималась ко мне. Она пахла так же, как полевые цветы, а на губах у нее был вкус меда. Боль от этих снов приходила, когда я просыпался, зная, что она исчезла навеки, что другой забрал ее у меня. По ночам я сидел и смотрел в огонь. Я пытался не думать о холодных каменных стенах, о плачущих темных глазах и о сладости губ, которую унесли горькие слова. Я не спал. Я не смел даже лечь. Баррич не заставлял меня.
