– И это все? – удивленно спросила Кребс. – Обычно ты отправляешь более объемные донесения.
– А что, по-твоему, я должен был сообщить в Центр? То, что буду изо всех сил стараться выполнять задачи Родины, не жалея сил, здоровья и самой жизни? Центр поставил задачу, я ее принял.
– Для такой короткой передачи не обязательно было ехать к тебе, ее не запеленговали бы и у меня.
– Кто знает, что за технику использует радиотехническая служба СС? Орудие и снаряды – это, конечно, не баллистические ракеты, но и не полевая артиллерия. Это шаг к созданию полноценной ракеты, а этого допустить нельзя. Кофе выпьем?
– Нет, может, довезешь меня на машине до аптеки? На службу тебе еще рано. А вот автобусы уже забиты.
– Поехали.
Отъехав от дома, Биккель чертыхнулся:
– Черт, совсем забыл.
– Что именно, дорогой?
– Забыл спросить тебя кое о чем. А ведь хотел еще вчера.
– Ты меня интригуешь. Что ты хочешь знать?
– Ты где родилась, Ильза?
Женщина с удивлением посмотрела на него:
– Ты не читал мое личное дело в Москве?
– Читал, но на это не обратил внимания.
– Не свойственно разведчику.
– Так где, Ильза?
– В Шверине, а что?
– А в Хенсдорфе у тебя, случайно, родственников нет?
– Вот ты о чем! Знаешь, есть двоюродная сестра. Она до замужества жила в Шверине, затем переехала с мужем в Хенсдорф. Его назначили начальником городской телефонной станции, а Сельма по образованию – медицинская сестра. Устроилась в больницу. Муж, я сейчас не помню, как его звали, по-моему, Адел, погиб во время пожара на станции еще в 1936 году, как раз когда в Берлине шли Олимпийские игры. Сельма осталась одна. Но мы с ней после Шверина практически не виделись. Ты хочешь использовать Сельму для выезда в Хенсдорф?
– Да. Другой причины получить разрешение на выезд я не вижу. Твоя родственница весьма кстати.
– Но я даже не знаю, где она живет.
– А Пауль на что?
– О нем я не подумала. И все-таки будет странно: почти восемь лет мы не виделись, не переписывались, и вдруг – на тебе, я вспомнила о двоюродной сестре.
– Так происходит нередко.
– Возможно, а знаешь, мне даже интересно посмотреть, как она живет.
– Вот и посмотришь.
– А если она умерла?
– Сходим на могилу. Главное, выехать в Хенсдорф на несколько дней.
Ильза вздохнула:
– Тебе виднее.
Он отвез Ильзу на Вильгемштрассе, вернулся в район Ринден, проехал через контрольно-пропускной пункт на территорию полка. Оставил «Опель» на стоянке офицеров управления, прошел в штаб. В кабинете встретился с обер-лейтенантом Кестером, который раньше обычного явился на службу, чем никогда не отличался.
– Хайль Гитлер, Руди!
– Хайль, герр майор!
– Ты чего так рано явился в штаб?
– Не по своей воле.
– Это понятно.
– Приказ командира полка: лично проинструктировать обер-лейтенанта Стефана Франка. Его экипаж вылетает для съемки острова Ургедон.
Помощник начальника штаба посмотрел на часы:
– Вылет в 10.00. На борту должна быть фотоаппаратура. После полета на мне – работа со снимками. В 18.00 я должен представить готовые фотографии лично полковнику Кауцу.
– И что там можно сейчас снять?
– Ну, наверное, есть что, раз высылают пассажирский «Хенкель», кстати, после этого он должен быть готов к вылету в Берлин.
– Это как-то касается задач полка по обеспечению безопасности зоны ответственности северного командования ПВО?
– Черт его знает, герр майор. В такие дела я не лезу.
– Начальник штаба в курсе задания?
– Естественно. Как же без этого. Так что до 18.00 вам придется трудиться здесь без меня. График нарядов и караула я составил, отпуска на время отменены.
– А это еще почему?
– Война, герр майор.
Офицеры рассмеялись.
Биккель мгновенно оценил ситуацию:
– Слушай, Руди, а не сходить ли нам вечером в кафе?
– Вы имеете в виду офицерское?
– Нет, там так же, как в казарме: бармен тянется похлеще любого дневального. Я предлагаю сходить в кафе Старого парка. Там спокойнее.
– Хорошее кафе, – согласился обер-лейтенант, – а повод?
– Да просто посидеть, поговорить. Или обычное человеческое общение уже не в моде? В кафе следует ходить развлекаться, либо проводить деловую встречу, либо снять проститутку?
– А так сейчас и получается. Ну что ж, приглашение принимается, пара условий, если позволите.
– Называй.
– О службе ни слова.
– Само собой.
– И еще: без вашей очаровательной фройляйн Кребс.
– Ревнуешь?
– Нет, завидую.
– В городе много женщин.
– Но не таких, как фройляйн Кребс.
– Договорились.
Обер-лейтенант ушел.
В 8.30 Биккель направился на офицерское совещание, где обсуждался план дня, а командиры эскадрилий получали полетные задания.
К полетам на сегодня привлекалось только одно звено прикрытия северо-западного побережья, исключая район острова Ургедон. Это было обозначено категорически. В задачу звена входило обнаружение самолетов Великобритании. На этот случай к вылету была готова эскадрилья «мессеров». Полк был смешанным: в нем были и истребители, и истребители-бомбардировщики, и бомбардировщики, и самолеты-разведчики, и несколько транспортных бортов, сведенных в единое звено.
Биккель видел, как в воздух поднялся пассажирский «Хенкель-111».
В кабинет вошел Кестер:
– Борт с фотоаппаратурой взлетел.
– Я видел.
– Через час вернется, и мне придется проявлять пленку.
– Никогда не занимался фотографией.
– А напрасно, увлекательная штука. Особенно когда в ванночке белый лист постепенно превращается в картинку.
– Хлопотливое занятие. Фотографировать, может, и приятно, но потом все эти проявители, закрепители, ванночка, специальная лампа. Не по мне.
– Каждому свое!
– Это верно. Классический пример справедливости. Поэтому эту фразу поместили над входом в концлагерь Бухенвальд.
Обер-лейтенант усмехнулся:
– Вы действительно считаете, что концлагерь является символом справедливости?
