Побледневший главный конструктор с нескрываемым страхом смотрел на человека в странном комбинезоне.
– Господин Айзенберг?
– Да, а вы…
– У нас всего минута. Я – командир советской диверсионной группы.
– С-советской?
– Не перебивать, слушать. Отвечать только на мои вопросы.
– Да, конечно…
– Мы здесь, чтобы захватить вас, ваши документы и один из снарядов. Быстро отвечайте: в цехе есть готовая к применению боевая часть?
– Да, две боевые части – фугасная и осколочно-фугасная.
– Для второго орудия?
– Для обоих.
– Значит, так. Выбор у вас простой: либо вы помогаете нам проникнуть в цех и захватить одну из боевых частей, либо я убью вас. Тут, у завода, или в цехе – никакой разницы. Тем более что документы, уже, можно сказать, у нас. Ответ, конструктор?
– Я хочу жить.
– Это не ответ. А время бежит.
– Я… помогу вам, но что будет со мной?
– Гарантирую вам жизнь. Это пока все!
– Но я…
– Все, Айзенберг, время вышло.
Выбежали Коган и Буторин, вытащили труп оберштурмбаннфюрера, бросили в кусты. Сосновский развернул «Мерседес», поставил его по направлению к Хенсдорфу, перебежал в «Опель», занял место водителя.
Айзенберг воскликнул:
– Гауптштурмфюрер! Вы с русскими?
– Угадал.
– Вы тоже русский, – закрыл глаза главный конструктор, – это конец.
– Ну что вы, господин Айзенберг, это только начало.
– Вперед, – скомандовал Шелестов, – Буторин, Коган – в «Мерседес», идете за «Опелем».
Офицеры запрыгнули в машину Сосновского, за руль сел Коган. «Мерседес» рванулся догонять набиравший скорость «Опель». Одновременно, ориентируясь по времени, Тойер подал знак Нотбеку. Тот дважды ухнул совой. Услышав предназначенный для бойцов северного направления сигнал, Виг Гилен поднял готовый к выстрелу арбалет. Спуск – и стрела бесшумно пронеслась около шестидесяти метров и пробила горло часовому – пулеметчику. Тот завалился за мешки, ствол пулемета задрался вверх. Часовой противоположного поста, увидев это, схватился за трубку полевого телефона, но и его пронзила стрела арбалета Вига Гилена.
Гартвич воскликнул:
– А ты действительно мастер! Метко стреляешь!
– Мы теряем время, Бен.
Подпольщики сблизились с колючей проволокой. Гартвич установил под нижние ряды проволоки упоры, поднял «колючку» и прополз под ней. Следом пролез Гилен с арбалетом за спиной.
Они подбежали к постам, сбросили тела еще дергающихся в предсмертных судорогах эсэсовцев за «чаши», развернули пулеметы в сторону основных объектов. Гилен поднял руку, Гартвич ухнул дважды совой. И тут же над полигоном раздался крик кукушки. Раз, два, три…
В работу вступили Иво Зубер и Керт Нотбек. Первый бросил гранаты в скопление фашистов у казармы, к месту стоянки автомобилей и к столовой, из которой начали выходить эсэсовцы. Нотбек метнул три гранаты в строй расчета, в дом и на КПП.
От разрывов сразу погибли около трех десятков эсэсовцев. Половина взвода у казармы, часть солдат, вышедших из столовой, и все, кто находился в закрытой зоне. Получили смертельные ранения командир батареи гауптман Фальк, командир расчета первого орудия лейтенант Ципнер и двое взводных.
В строю остались командир охранной роты Ридель и начальник караула. Неожиданная атака неизвестных внесла хаос и панику в действия гитлеровцев. Что-то закричал Ридель, но его сбил с ног огромного роста роттенфюрер. Огрызнулись часовые, но успели сделать всего пару выстрелов.
Ударили пулеметы «MG-34» Гартвича и Гилена, а с восточной позиции – Берка. Следом – автоматы и винтовки подпольщиков.
Первым огнем бойцы группы Мерца и Тойера расстреляли еще два десятка эсэсовцев. Остальные, оставив раненых, бросились под защиту казарм, разбирая оружие. Открыл слепой огонь караул из бокового отсека, остались эсэсовцы и в столовой.
Действуя по выработанному накануне плану, Гилен перенес огонь из пулемета на столовую, Гартвич – на караулку, Берк – на казарму. Пули пробивали дощатые строения насквозь вместе с гитлеровцами. Загорелись столовая, малая казарма, дом.
Подпольщики полностью перебили охрану и расчет орудия. Тойер подал сигнал на отход. Приказал Гилену и Гартвичу:
– Забирайте пулеметы – пригодятся, – и бегом на тропу.
Забрав пулеметы, отряд бегом бросился к Хенсдорфу. Но до окраины не дошли, свернули на север. Дальше, в километре, был подготовлен схрон, куда они сложили оружие и переоделись. Затем по одному, разными улицами и переулками, вернулись в город. С окраины было видно, как над лесом, там, где полигон, поднималось облако дыма. Кто-то из местных жителей позвонил в гестапо.
Дежурный, встревожившись, набрал номер начальника. Тот сонным голосом ответил:
– Штурмбаннфюрер Динер.
– Дежурный, герр Динер.
– Что тебе?
– Получен сигнал: со стороны полигона слышатся пулеметная стрельба и разрывы гранат.
Динер побледнел:
– Что? Бой на полигоне? Свяжитесь немедленно с гауптштурмфюрером Шрайдером. Уточните обстановку и сразу же доложите мне. Передайте приказ: роте СС быть в готовности убыть на полигон. Оповестите об опасности караул объекта «Завод». Жду доклада.
– Слушаюсь, герр штурмбаннфюрер.
Начальник гестапо бросился одеваться. Из постели донесся голос Вильды Зингер:
– Что случилось, дорогой?
Начальник гестапо прорычал:
– Вставай, одевайся и проваливай из квартиры, быстро!
– Почему так грубо?
– Ты не поняла меня?
Одновременно раздался стук в дверь.
– Черт!
Динер бросился в прихожую. Вошел заместитель, оберштурмфюрер Фриз:
– Герр Динер…
Начальник гестапо прервал его:
– Подожди. – Бросился к телефону: – Динер!
– Дежурный. Я не смог связаться с полигоном – ни с начальником, ни с командиром охранной роты, ни с офицерами-артиллеристами. Над лесом восточной стороны облако дыма, очевидно, объект подвергся нападению диверсионной группы.
– Какой, к черту, группы?
– Не знаю, герр штурмбаннфюрер. В исполнение вашего приказа я передал команду роте СС о готовности к убытию на полигон.
– Пусть выходит!
– Есть.
– Что по заводу?
– Поднял караул, там пока тихо.
– Пока? А где Бремеринг с Айзенбергом?
– Не могу знать, насчет них вы не давали указаний.
