Гостья и хозяйка выпрямились, и Каолн испустила шуточно-преувеличенный вздох: ну наконец-то с формальностями было покончено. Что до Роники… «Какое счастье, что при встрече приходится отдавать дань традициям и произносить это приветствие. Иначе я нипочем не узнала бы Каолн…»
— Что за чудесный стол ты приготовила, Роника. Хотя, сколько уже лет мы встречаемся, и по-другому ни разу еще не бывало!
— Спасибо на добром слове, Каолн. — Роника немного помялась, но все же сказала то, что собиралась сказать, ибо смолчать означало сфальшивить из жалости: — В этом году я ожидала увидеть Нелин…
— Моей дочери, — тихо ответила Каолн, — больше нет.
— Мне так жаль, — с искренним сочувствием отозвалась Роника.
— В Дождевых Чащобах женщинам приходится нелегко… Впрочем, как и мужчинам.
— Пережить собственное дитя… я знаю, как это тяжко.
— Да. По счастью, прежде своего ухода из жизни Нелин осчастливила нас тремя детьми. За это мы будем долго помнить ее. И воздадим ей должную славу.
Роника медленно кивнула. Покойница была единственным ребенком в семье. Большинство жительниц Дождевых Чащоб и единственного-то выжившего ребенка почитали за великое счастье. Так что Нелин со своими тремя в самом деле должна была в святцы войти.
— Я приготовила вино для Нелин, — сказала Роника. — Ты, сколь мне помнится, предпочитаешь чай. Сейчас я поставлю чайник, а вино… возьми его, пожалуйста, с собой.
— Ты слишком добра, Роника.
— Нет. Нет. Пускай твои близкие выпьют в память о Нелин и припомнят, как она радовалась доброму напитку.
Каолн опустила голову… Висячие выросты на ее лице всколыхнулись, но Роника заметила слезы, неожиданно увлажнившие фиалковые глаза собеседницы. Каолн покачала головой и тяжко вздохнула.
— Знаешь, Роника, с очень многими здесь, в Удачном, нас только формальности и связывают. Их гостеприимство натужно и оттого неприятно. Но с тех пор, как ты вошла в семейство Вестритов и взяла на себя обязанность принимать нас, ты в самом деле заставила нас чувствовать себя как дома. Как мне тебя за это отблагодарить?
Кто-нибудь другой на месте Роники поддался бы искушению и тут же заговорил о недостающих двух мерах золота. Кто-нибудь другой, не так свято веривший в нерушимость старинных обещаний и соглашений…
Кто-нибудь другой. Но не Роника.
— Какие благодарности, — отмахнулась она. — Я лишь исполняю свой долг. — Ей показалось, что это прозвучало холодновато, и она добавила: — Впрочем, я полагаю, что мы с тобой и безо всяких договоренностей сделались бы подругами.
— И я так полагаю.
— Ну, значит, я чайник поставлю. — Роника поднялась, и знакомое до мелочей домашнее дело неожиданно прибавило ей уверенности. Она наполнила чайник водой и, раздувая в очаге угли, добавила: — Угощайся, не жди меня. Как тебе копченые устрицы? Я купила их у Слека, как и всегда, но с этого года коптильней ведает его сын. Слек его ругает ругательски, но мне, право же, его способ копчения нравится даже больше…
Каолн отведала и согласилась. Роника заварила чай, принесла чайник на стол и выставила две чашки. Усевшись друг против друга, две женщины ели, пили и разговаривали ни о чем. О погоде, о своих огородах, о личных горестях вроде утраты Ефрона или Нелин и о том, что грозило скверно аукнуться сразу всему краю — о распутстве молодого сатрапа и расцветшей пышным цветом работорговле (что могло быть, а могло и не быть связано со смехотворным налогом на торговлю невольниками). Они долго и с любовью вспоминали членов своих семей, во всех деталях обсуждали обстоятельства пробуждения «Проказницы», как если бы она была их общей внучкой. Не оказалась обойденной и проблема наплыва в Удачный новых поселенцев, требовавших себе землю — а с нею и места в Совете Торговцев. Это последнее грозило затронуть не только торговцев Удачного, но и все связи города с купцами из Дождевых Чащоб — связи, благодаря которым те и другие чувствовали себя в безопасности.
Об этом единении редко упоминали всуе. Горожане не обсуждали его между собой, как не обсуждают необходимость дышать или неизбежность смерти. Что толку рассуждать о неизменном и неотвратимом? Точно так же Каолн не стала ахать по поводу морщин, которыми горе избороздило лицо Роники, или седины в ее волосах, хотя беспощадное время успело обтянуть кожей скулы прежней красавицы и собрать складками некогда скульптурную шею. А Роника старалась не слишком присматриваться к чешуйчатым наростам, нависавшим над глазами Каолн, и к странным мясистым буграм, видневшимся между ее густыми бронзовыми локонами. Все это были шрамы, которые приглушенный свет милосердно смягчал, но полностью спрятать не мог. Это были зримые раны, которые достались им обеим по праву рождения.
Как и их договор.
Они вместе наслаждались дымящимся чаем и несравненными лакомствами. Серебряные вилки и ложки позвякивали о тонкий фарфор, а за окном тихо дышал ночной бриз. Он тревожил ветряные колокольчики Роники, заставляя их перекликаться хрустальными голосами. За едой гость и хозяйка были просто соседками, собравшимися для угощения и приятной беседы. И это тоже было частью их договора. Несмотря на расстояние, пролегшее между ними, невзирая на все разногласия и различия, копившиеся поколениями, все — и старинные семьи Удачного, и торговцы из Дождевых Чащоб — вовеки не позабудут, что они когда-то вместе явились на Проклятые Берега. Явились как деловые партнеры, родственники и друзья. И таковыми им суждено было остаться навеки.
И потому время обсудить основную цель прихода Каолн настало только тогда, когда они насытились яствами, когда из чайника выцедили последнюю чашку остывшего чая, а разговор исчерпал себя и иссяк. Только тогда Каолн со вздохом приступила к надлежащим формальностям. Ибо торговцы Удачного давным-давно пришли к выводу, что именно формальность помогала наилучшим образом отъединить личные отношения от деловых. Переход от непринужденного разговора к казенному языку никоим образом не влиял на давнюю дружбу двух женщин. Просто в замкнутом мирке, где, хочешь не хочешь, родственники и друзья зачастую оказывались в делах по разные стороны, не было иного способа обойтись без лишних обид.
И Каолн начала:
— Живой корабль Проказница познал пробуждение. Что, кроме нее, вам было обещано?
Несмотря на еще не отболевшее горе, Роника искренне улыбнулась:
— Нам не было обещано ничего, кроме нее, и мы по доброй воле признаем это.
— Тогда и мы с радостью принимаем то, что было обещано нам взамен.
— А мы с радостью отдаем. — Роника на какой-то миг пожалела, что гораздо раньше не заговорила о недостаче. «Нет. Неправильно и нечестно было бы вмешивать дела в нашу дружескую беседу!» Но теперь, как ни тяжело ей это давалось, она вынуждена была сказать. Ситуация была необычной, и она с трудом подбирала слова. — Мы признаем, также, что в этот раз задолжали вам больше, нежели сумели собрать. — Роника вынудила себя держаться прямо и не дрогнув принять изумление, промелькнувшее в фиалковых глазах Каолн. — В нашей сегодняшней выплате не хватает двух мер. Мы просим присовокупить эту сумму к нашей следующей выплате, которую мы всенепременно отсчитаем сполна, включая сегодняшние две меры… и к ним еще четверть меры добавочного процента.
