— Да уж, — заметил Кеннит сухо. — В беде. Было немножко. — И, спрятав в ножны шпагу, указал на тело возле двери: — Передай кинжал, будь любезен.
Соркор опустился на корточки и высвободил лезвие.
— А ты был кругом прав, — пояснил он, чтобы что-то сказать. — В городе против нас в самом деле кое-кто сговорился. Не нравится им, вишь ты, то, что мы делаем. А это кто тут? Часом, не Рей с «Морской лисички»?
— Не знаю, — сказал Кеннит. — Он не представился.
И стащил перину со второго убитого.
— Это был Рей! — отозвалась Этта. Разбитые губы плохо слушались ее. — Я узнала его. И других. Все — с «Морской лисички». — И она указала на того, которого недавно колошматила головой об пол. — А этот был капитан ихний. Скелт… — И, понизив голос, обратилась к Кенниту: — Они все говорили, мол, сейчас покажут тебе, что всякий пират — сам себе король. Что и не нужен ты им, и править ими не сможешь…
— Вместе с теми, что внизу, будет шестеро, — подсчитал кто-то из моряков. И уставился на Кеннита с благоговейным восторгом: — Это что ж получается? Наш кэп в одиночку замочил шестерых?…
— А снаружи сколько было? — спросил Кеннит с любопытством, пряча в ножны переданный Соркором кинжал.
— Четверо, — с тяжелым медленным гневом проговорил Соркор. — Выходит, десять на одного, а? Ну до чего храбрые говнюки…
Кеннит передернул плечами:
— Если бы мне непременно надо было кого-то убить, я бы тоже перестраховался. — И улыбнулся Соркору углом рта: — А все-таки они проиграли! Десять на одного — и проиграли! Вот как они, стало быть, боялись меня! — Его улыбка сделалась шире. — Власть, Соркор. Власть! Далеко не всем нравится, что мы приобретаем ее. И это покушение — только свидетельство, что мы верно движемся к цели! — Тут он заметил, что пираты смотрели на него, не отводя глаз. — И с нами — наши верные люди! — добавил он, улыбаясь всем сразу. Пятеро головорезов расплылись в ответ.
Соркор убрал абордажную саблю, которую до сего момента держал обнаженной.
— И что теперь? — спросил он капитана.
Кеннит на мгновение задумался… Потом кивнул двоим:
— Ты и ты. Живо обегите бардаки и таверны. Только смотрите, держитесь вместе. Разыщите всех наших и предупредите их, но обязательно тихо. Полагаю, надо нам провести эту ночь на борту да выставить какое следует охранение. Мы с Соркором тоже скоро придем, только сперва хорошенько засветимся в городе — пускай вся здешняя сволочь видит, что мы живехоньки и целехоньки… А вас хочу предостеречь: никакой болтовни про то, что случилось. Как будто ничего и не было, ясно? Как будто для нас это пустяк, о котором и упоминать-то не стоит! — Пираты закивали, по достоинству оценив его замысел. — Теперь ты и ты, — продолжал Кеннит. — Пойдете за Соркором и за мной, пока мы будем гулять. Глаз с нас не спускайте, но сами держитесь поодаль. Спину нам на всякий случай прикроете, ясно? Да заодно и разговоры послушаете. Будете слушать и запоминать, кто что о нас говорит. Потом все как есть мне расскажете!
Они понятливо закивали. Кеннит оглядел комнату… Ему следовало сделать здесь что-то еще. Что-то такое, о чем он… «Хм». Этта молча смотрела на него. Крохотный рубинчик поблескивал у нее в ухе.
— Так, — сказал Кеннит. И мотнул головой пятому моряку: — Позаботься о моей женщине.
Дубленая рожа головореза расцвела красными и белыми пятнами:
— Да, кэп… есть, кэп… То есть как, кэп?…
Кеннит начал сердиться. У него было столько дел, а этим бестолковым приходилось объяснять каждый пустяк.
— Отведи ее на корабль. И пусть посидит пока у меня в каюте.
«Коли в городе вправду считают Этту моей женщиной, надо сделать так, чтобы им было до нее не добраться. Пусть не думают, будто нашли у меня уязвимое место… — Кеннит нахмурился, напряженно размышляя. — Ну, теперь-то я вроде все сделал? Все!»
Этта подняла запятнанную кровью простыню и царственным жестом накинула ее на плечи. Кеннит еще раз, последний, оглядел комнату. Его люди, и в том числе Соркор, улыбались восхищенно и так, словно не верили своим глазам. «Почему?… Ах да. Женщина…» Они-то полагали, что после сражения с шестерыми их капитану сделается не до баб. А он, оказывается, и не думал менять свои планы на вечер!.. Вот это мужик!..
На самом деле Кеннит руководствовался вовсе не похотью, да и женщина, щедро разукрашенная синяками, отнюдь не возбуждала желаний. Но уж это никого не касалось. Восхищаются — и хорошо.
Он кивнул засмущавшемуся пирату, которому поручил Этту:
— Пусть на корабле ей дадут теплой воды для мытья. И покормят. Да подыщите одежду, какая получше.
«Если уж придется держать ее у себя в каюте, так хоть чистую…»
Кеннит посмотрел на Соркора, и тот рявкнул на моряков:
— Все слышали, что кэп приказал? Живо! Бегом!
— Есть, — хором ответствовали пираты, и двое, которых он назначил гонцами, с грохотом умчались по лестнице вниз. Приставленный к Этте пересек комнату, стыдливо помедлил… а потом подхватил шлюху Кеннита на руки, словно ребенка. К некоторому удивлению Кеннита, Этта благодарно прижалась к широченной матросской груди.
Капитан, старпом и двое охранников стали спускаться, сопровождаемые моряком с Эттой на руках. На площадке навстречу им попалась Беттель. Бандерша заломила руки:
— Живой!..
— Ага, — сказал Кеннит.
Она оценила ситуацию и сердито осведомилась:
— Ты что, воображаешь, будто вот так просто заберешь у меня Этту?…
— Ага, — повторил Кеннит, проходя мимо.
— А мертвецы?!! — завизжала бандерша вслед морякам.
— Их, — ответил Кеннит, — можешь оставить себе.
Когда они выходили на улицу, Этта дотянулась до входной двери — и с силой захлопнула ее за собой.
Глава 18
Малта
…И все прошло бы прекрасно, если бы не вмешался этот жирный дурень, Давад Рестар…
Малта нашла деньги у себя под подушкой в то самое утро, когда папочка отправился в море. Она сразу узнала его не слишком-то разборчивый почерк: зря ли ей доводилось заглядывать в письма, которые мама изредка получала во время его плаваний. «Это тебе, моя подросшая доченька, — написал папа. — Зеленый шелк тебе очень пойдет». Внутри мягкого кошелечка отыскались четыре золотые монеты. Малта плохо представляла себе, какую сумму они составляли, — монеты были чужеземные, из какой-то державы, которую он посетил, путешествуя. Но вот то, что у нее будет роскошнейший бальный наряд, всем платьям платье, от которого Удачный попросту рухнет, — это никакому сомнению не подлежало.
В последующие дни на нее иногда нападали сомнения, но в таких случаях она сразу вытаскивала папочкино письмо, перечитывала его и уверялась, что папочка вправду ЭТО ей разрешил. И не просто разрешил, но даже помогал: деньги служили тому доказательством. («Попустительствовал…» — мрачно скажет впоследствии мама.)
