— Торк свое дело знает, — проворчал Кайл. — Никому не дано предусмотреть все!
Гентри прямо посмотрел на своего капитана. Он не спорил с ним, он просто сказал ему:
— У Торка внутри подлянки хватает. И когда у него под началом оказывается кто-то, как сам он считает, более умный и благородный по нраву или по праву рождения… эта подлянка так и лезет наружу. Поэтому мы и Брэшена потеряли. Отличный моряк, но Торк без конца его изводил. Торк, он ведь как? Выберет человека и давай скипидарить, и не чувствует, когда уже давно пора прекратить наезжать. Это я, кэп, — чувствовалось, как осторожно и тщательно Гентри подбирал каждое слово, — не потому говорю, что решил за мальчонку вступиться. Не бойся, он мне не любимчик, и плевать я хотел, кэп, как там его имя-фамилия. Он просто ходит с нами на корабле, а корабль, он ведь всего лучше идет когда? Когда все матросы здоровы и работоспособны. — Он чуть помедлил. — Так я все же переговорю с Торком, кэп. — На сей раз Кайл не стал возражать, он вообще ничего не сказал, и Гентри повернулся к Уинтроу: — Так ты, значит, готов.
Это был не вопрос, просто подтверждение правоты юнги.
— Да.
Голос Уинтроу прозвучал по-взрослому низко. Он опустился на одно колено — ни дать ни взять приносил кому-то клятву верности. Вот он положил изувеченную руку на палубу… Проказница закрыла глаза. Она сосредоточилась на этом прикосновении, на распластанных пальцах, прижимавшихся к диводреву ее носовой палубы. Какое счастье, что весь ее бак был из диводрева!.. Во дни постройки это выглядело расточительством, но сегодня все то, что задолжали Дождевым Чащобам Вестриты, должно было окупиться до последнего грошика. Палуба была частью ее тела, и она держала руку Уинтроу изо всех сил, добавляя свою волю к его, помогая не двинуться с места…
Старпом опустился на корточки подле него и уже разворачивал холщовую сумку с инструментами. Ножи и зонды сидели каждый в отдельном кармашке. Иголки для сшивания тела были просто воткнуты в ткань. У некоторых из ушек уже тянулись тонкие нитки, сделанные из рыбьих кишок. Вот Гентри полностью развернул сумку: в последних кармашках обнаружились пилы. С крупными и мелкими зубьями. Уинтроу посмотрел на них и сглотнул… Гентри разложил полоски льняной ткани и корпию
[64]
для перевязки.
— Тебе бренди понадобится, — бросил он хрипло. Проказница ощутила в нем глубоко загнанную сердечную дрожь и обрадовалась: старпом был к происходившему не вполне безразличен.
Уинтроу ответил еле слышно:
— Нет.
— Позже понадобится, быть может, — подала голос Проказница. Уинтроу не стал спорить.
— Пойду принесу, — сказал Кайл.
— Нет! — хором выговорили Проказница и Уинтроу.
— Я хочу, чтобы ты остался, — уже мягче проговорила Проказница. Таково было ее право, но на случай, если Кайл не вполне понимал, она объяснила вслух: — Когда будут резать Уинтроу, я стану кровоточить… в некотором смысле. — И продолжала, справляясь с собственным страхом: — А потому у меня есть право требовать, чтобы ты оставался здесь, рядом со мной, во всех случаях, когда на моей палубе происходит нечто столь же выводящее из равновесия!
— Мы можем забрать юнгу вниз… — буркнул Кайл.
— Нет, — решительно запретила она. — Если в самом деле необходимо лишить его пальца, я хочу, чтобы это сделали здесь, где я могу в полной мере присутствовать! — Она не собиралась ему сообщать, что присутствует всюду, в любом уголке своего тела. Если он пребывал на сей счет в невежестве — пускай пребывает и дальше. — Пошли за бренди кого-нибудь другого!
Кайл обернулся посмотреть, куда указывает ее взгляд, и чуть не подпрыгнул. Слух, оказывается, очень быстро распространился. И все матросы, которые не были напрямую заняты, разными правдами и неправдами собрались как можно ближе к месту события. Капитан указал на Майлда, стоявшего с синюшно-белым лицом:
— Ты! Живо тащи бренди и стакан! Шевелись!
Майлд, как говорится, едва не выскочил из собственной кожи — лишь босые пятки прошлепали по палубе, стремительно удаляясь. Больше ни один не пошевелился. Кайл притворился, будто не обратил внимания на собравшуюся толпу.
Уинтроу набрал полную грудь воздуха… Если он и заметил матросов, сошедшихся на него поглазеть, то ничем этого не показал. Он обращался лишь к Гентри. Потом поднес левую руку к правой и начал осторожно прикасаться, показывая:
— Вот здесь, на костяшке, нужное место. Режь здесь. Приставь кончик ножа и нажимай вглубь… только старайся чувствовать, что под ножом. Если ты пощупаешь свою собственную руку, то поймешь, о чем я говорю. Если сделать все правильно, в ране не останется осколков костей. Когда отрежешь, натяни, пожалуйста, кожу на рану. И зашей… — Он прокашлялся и добавил: — Не старайся быстро закончить, лучше сделай все тщательно. Режь медленно, не руби…
Он делал паузы между фразами, каждую сопровождал вздох. Уинтроу силился сохранять спокойствие. И он преуспел: дрожи не было ни в его голосе, ни в руке, указывавшей на костяшку того, что не так давно было его пальцем, гибким и ловким. Пальцем, на котором когда-нибудь должен был оказаться жреческий перстень… если бы пальцу суждено было уцелеть. «О Са, будь милосерден ко мне, пускай я не закричу. Сделай так, чтобы я не потерял сознания и не отвернулся. А если придется умереть, пусть моя смерть будет достойной…»
Как же велико было напряжение его духа!.. Проказница слилась с Уинтроу воедино… Вот он в последний раз набрал полную грудь воздуха, а Гентри выбрал нож и изготовился резать. Нож был хорош — блестящий, чистый и острый. Уинтроу медленно кивнул головой… Вблизи прошлепали босые ноги, и голос Майлда сказал:
— Вот бренди, господин кэп.
…Но все эти звуки доносились уже из дальнего далека — едва различимые и бессмысленные, точно крики морских птиц, и ошеломленная Проказница поняла: Уинтроу что-то делал с собой. С каждым вздохом расслаблялись мускулы его тела. Его сознание как бы съеживалось, уходило внутрь, таяло… Это было подозрительно похоже на умирание. «Да он сейчас в обморок хлопнется!» — с жалостью решила Проказница.
Но нет. В следующий миг Уинтроу совершил нечто такое, чего она уже вовсе не поняла. Он покинул себя. Нет, не то чтобы его дух расстался с телом, он просто обособился от страдающей плоти. Для Проказницы это выглядело так, как если бы он совсем слился с ней воедино и уже ее глазами смотрел на худенькую фигурку, недвижно коленопреклоненную посреди носовой палубы. Его волосы выбились из матросской косички. Несколько прядей упали на лоб, и ими играл ветер, остальные слиплись от пота. Но взгляд черных глаз оставался спокойным. Уинтроу смотрел на блестящее лезвие, приближавшееся к его руке, и даже губы не вздрагивали.
