Но деваться некуда — Альтия оставалась на своем посту, горько жалея, что не может разглядеть палубу под собой и то, что там происходило. «Не знаю и знать не хочу, кого там съели! — напомнила она себе. — Я должна смотреть зорко и пристально. И, может быть, выкрикнуть предупреждение, способное уберечь чью-то жизнь!»
Ветер леденил сквозь одежду, унося последние крохи тепла. Утешало лишь то, что при этом он еще и наполнял паруса «Жнеца», толкая судно вперед. Скоро они покинут эти изобилующие змеями воды. Скоро. Скорей бы…
А ночь между тем делалась все темнее. Тучи затягивали и луну, и звезды. Единственный свет, еще остававшийся в мире, горел на самом корабле. Глядя вниз, Альтия смутно видела, что там, на палубе, люди вроде как обустраивали что-то, но что именно — различить не могла. Альтия чувствовала себя крохотным паучком в необозримой паутине снастей. Этому паучку приходилось все время двигаться, чтобы не замерзнуть. Альтия продолжала смотреть в море, силясь увидеть на едва заметно мерцающей поверхности бурун, которому не полагалось там быть…
Но вот пробили склянки, и к Альтии поднялся сменщик. Она поспешно спустилась вниз по снастям, которые знала теперь наизусть и на ощупь. Как ни замучена была она холодом и усталостью — движения все равно оставались легкими и проворными. Она по-кошачьи спрыгнула на палубные доски и чуть-чуть постояла у мачты, разминая онемевшие руки.
Ей тут же вручили полновесную кружку рома, разбавленного горячей водой. Альтия подержала ее в руках, согревая ладони. Вот и кончилась ее вахта, и при других обстоятельствах она уже торопилась бы вниз, к своему гамаку. Но не сегодня. По всему кораблю шла работа. Люди в трюмах проверяли и плотнее найтовили груз, чтобы он, упаси Боги, не сдвинулся при новом нападении змей. А на палубе охотники мастерили что-то не вполне понятное. Уже была приготовлена уйма соленого мяса и саженей
[69]
пятьдесят прочного троса. Охотники хохотали, матерились и предрекали, что змея будет горько жалеть, что вообще увидела «Жнеца». Человек, погибший в пасти чудовища, был из их числа. Альтия его знала. Даже работала с ним вместе на Тощих островах. И вот теперь его больше нет… Уразуметь это было очень трудно. Все произошло так внезапно…
По личному мнению Альтии, брань и угрозы охотников были пустым звуком. Детской истерикой перед лицом неотвратимой судьбы. В необозримой холодной ночи их гнев выглядел скорее жалким, чем грозным. Альтия не верила, чтобы они сумели причинить змее хоть какой-то вред. И только спрашивала себя, какая смерть хуже: тонуть ли в воде или быть съеденной? Потом она отбросила все лишние мысли и впряглась в работу. На палубе в беспорядке валялась всякая всячина, слетевшая с мест во время ударов и резкого крена. Внизу, в трюмах, матросы налегали на помпы. Нет, корабль не дал течи, но они как следует черпнули бортом. И теперь без дела не остался никто.
Ночь тянулась медленно, истекая, словно поток черной смолы. Всеобщая бдительность выродилась в тупую тревогу. Наконец все было заново принайтовлено, ловушка изготовлена и приманка наживлена. Оставалось лишь ждать… Альтия про себя задавалась вопросом, надеялся ли кто-нибудь, кроме охотников, что злобная тварь вернется и они смогут осуществить свою месть. Вряд ли… У охотников вся жизнь крутилась вокруг успешного убийства зверья — а теперь они сами оказались в положении дичи, которую ловили и пожирали. Естественно, они не могли легко с этим смириться. Единственный исход, который бы их устроил, — это возвращение змеи и ее смерть. Только так мог быть восстановлен привычный и правильный порядок вещей.
Матросы, наоборот, привычны были сознавать ежедневно и ежечасно, что жизни их рано или поздно достанутся океану. Для них величайшая победа заключалась уже в том, чтобы исхитриться сказать смерти: «Приходи завтра». Оттого моряки «Жнеца» думали не об отмщении, а только о том, как бы поскорее пересечь океан. Кто не был непосредственно занят на вахте — спал прямо на палубе, забившись во всякие щели и закоулки, — чтобы и товарищам под ноги не угодить, и не укатиться во время внезапного крена. А кто не мог даже и спать — смотрели за борт: как знать, вдруг впередсмотрящие да что-нибудь прозевают!
Альтия тоже устроилась возле фальшборта и стала смотреть в черноту, и спустя время к ней присоединился Брэшен. Ей даже не потребовалось оглядываться, чтобы мгновенно понять: это был именно он. Должно быть, слишком привыкла к его манере двигаться, к его поступи. А может, сама того не осознавая, уловила в воздухе его запах.
— Все будет хорошо, — пообещал он вполголоса. Он смотрел мимо Альтии — в ночь.
— Конечно, — отозвалась она, впрочем, без большой убежденности. И, как ни велика была опасность, грозившая кораблю и команде, Альтия нипочем не могла отделаться от неловкости, с некоторых пор охватывавшей ее в присутствии Брэшена. Она дорого дала бы за то, чтобы обрести способность бесстрастно припомнить все их деяния и разговоры той ночью. Что было тому виною — отравленное пиво? удар по голове? циндин, наконец?… — но полной уверенности в истинности собственных воспоминаний у нее отнюдь не было. Начать с того, что она, хоть тресни, не могла взять в толк, какая муха укусила ее поцеловать Брэшена. А ведь с того-то поцелуя все началось…
— Ну как ты? — спросил он очень тихо. Простой вопрос нес в себе гораздо больше смысла, чем могло показаться со стороны.
— Очень хорошо. Спасибо. А ты? — явила Альтия безукоризненную вежливость.
Он усмехнулся. Она не видела его лица в темноте — почувствовала по голосу.
— Я — прекрасно. Вот прибудем в Свечной, и все кончится, как дурной сон. Будем пить вино и смеяться над нашими приключениями…
— Возможно, — нейтральным тоном отозвалась она.
— Альтия… — начал он. Но тут палуба ушла у них из-под ног и стала вздыматься. Альтия что было сил вцепилась в фальшборт и повисла на нем. Вот корабль резко накренился в обратную сторону, и море устремилось Альтии прямо в лицо…
— Держись подальше от борта! — рявкнул Брэшен. И опрометью умчался на ют, крича на бегу: — Бросайте! Бросайте за борт, пусть жрет!!!
Палуба у Альтии под ногами явно стремилась занять отвесное положение. Где-то рядом слышались выкрики матросов, то яростные, то полные ужаса. Потом закричал сам корабль. Это был жуткий скрежет дерева, привыкшего к поддержке воды, — и вот теперь его выпихивали из этой самой воды. Податливость обшивки, всегда помогавшая «Жнецу» выдерживать удары и давление волн, теперь обратилась против него. Альтия почти физически ощущала боль корабля, от носа до кормы испытывавшего неестественное для него напряжение. Над головой стонали снасти, хлопали паруса… Альтия уже не цеплялась за фальшборт, а сидела, скорчившись, на его внутренней стороне. Палуба же превратилась в неприступный откос: гладкая, отлично надраенная — ни за что не ухватишься, не отползешь подальше от борта… Черная вода совсем рядом с Альтией внезапно вскипела: змея била хвостом, отыскивая точку опоры.
