— Мама, — прошептала она умоляюще. — Я умираю, пить хочу! Тут так душно! Можно хоть воздухом пойти подышать?
— Не теперь! — отрезала мать.
— Малта, закрой рот! — добавила бабушка. Она даже не посмотрела на внучку: пыталась следить за разговором двух мужчин немного впереди.
— Пожалуйста! — призывала со сцены Янни Хупрус. — Пожалуйста, выслушайте! Пожалуйста!.. — Голоса в самом деле постепенно стали стихать, и тогда она заговорила — нарочито тихо, заставляя людей примолкать. — Вот такова наибольшая опасность, грозящая нам, — сказала она. — Мы вечно ссоримся между собою. Мы говорим множеством голосов… и в результате ушей сатрапа не достигает ни одного. Поэтому нам нужна небольшая, но сильная группа, которая донесет то, что мы имеем сказать. И, составляя послание, мы должны быть едины и искренни. К единому мощному голосу он вынужден будет прислушаться, но доколе мы бьемся между собою, как…
— Мне в туалет выйти надо! — прошептала Малта, пустив наконец в ход аргумент, против которого взрослым было нечего возразить. Бабушка, конечно, неодобрительно покачала головой, но все же ее выпустили. Давад Рестар, тот вообще не заметил, как она шмыгнула мимо, — так заслушался Янни Хупрус.
Малта приостановилась у стола с закусками, чтобы налить себе стаканчик вина. Тут выяснилось, что не она одна покинула свое место. В разных концах зала собирались группки людей: они говорили между собой, едва обращая внимания на женщину из Чащоб. Некоторые спорили, кто-то молча кивал, выражая ей одобрение. Почти все кругом были изрядно старше Малты. Она начала было высматривать Сервина Трелла, но, увы, он сидел со своим семейством и, похоже, алчно внимал происходившему. «Политика!» — фыркнула про себя Малта. Она была убеждена: если просто не обращать внимания на политику — жизнь будет идти точно так же, как шла и всегда… Ну а сегодня было очень похоже на то, что споры продлятся до самой ночи и, кажется, сведут на нет какую ни есть вечеринку. Малта тяжело вздохнула и, взяв вино, вышла наружу, в живительный холодок зимнего вечера.
Было уже совершенно темно. Факелы вдоль дорожки успели совсем выгореть. В небесах горели льдистые звезды. Малта посмотрела на них и опять задумалась о кристаллах огня. «Синие и зеленые — самые редкие и дорогие…» Она не могла дождаться случая рассказать об этом Дейле. О, она заранее знала, как именно это скажет! Так, как если бы всем, кроме Дейлы, про это уже давным-давно было известно!.. Да, с Дейлой подобными новостями делиться следовало в первую очередь, ибо никто не разносил слухов с такой скоростью, как она. Уж будьте уверены — она всем все перескажет. Разве не она всем как есть разболтала о зеленом бальном платье Малты?… — Присовокупив, ясное дело, и историю о том, как Давад Рестар ее силком домой отвозил. Что за глупость она сделала, напрямик все выложив Дейле! Но тогда она была вне себя, и ей просто необходимо было излить хоть кому-нибудь душу. Ну ничего! Сегодняшнее позволит ей расплатиться с Дейлой сполна. Она не будет рассказывать ей, какая здесь была скукотища, — только о том, как она стояла на улице и болтала с Янни Хупрус о кое-каких драгоценностях…
Малта прошлась вдоль ряда карет, понемногу прихлебывая вино. Некоторые кучера, спасаясь от холода, сидели в каретах, другие ежились на своих сиденьях. Несколько кучеров собрались у поворота на подъездную дорожку и потихоньку сплетничали между собой… и, кажется, передавали по кругу фляжечку.
Она добралась почти до самого конца ряда, пройдя мимо экипажа Давада и того, что привез торговцев из Дождевых Чащоб. Ее плащ, который она считала немодным и ветхим, остался внутри, и она начала уже чувствовать вечернюю прохладу. Малта зябко прижала руки к груди (положив себе ни в коем случае не пролить на платье вино) и пошла дальше. Остановилась рассмотреть герб на дверце кареты… Какой глупый герб — петух в короне! «Хупрус», — сказала она себе и обвела герб пальцем, запоминая. Там, где ее палец скользил по металлу, тот некоторое время светился, и Малта поняла, что герб был выполнен из джидзина. Теперь этот металл употреблялся не так часто, как когда-то. Лишь старейшие уличные музыканты еще делали из него свои цимбалы и ручные колокольчики: джидзин имел свойство мерцать от ударов. Очень привлекательно для глаз, но в действительности медные сплавы звучали все-таки лучше. «Как бы то ни было, и об этом я Дейле тоже расскажу!»
Малта лениво двинулась дальше, на ходу обдумывая фразы, которые должны были наилучшим образом потрясти Дейлу.
— Странно, как человеческое прикосновение оживляет и джидзин, и кристаллы огня, — примерилась она вслух. Нет, это было не совсем то. Надо придумать нечто более впечатляющее…
Тут почти рядом с нею зажегся голубой огонек. Малта поспешно отступила назад, потом снова вгляделась. Кто-то стоял там, в темноте, слегка опираясь о карету госпожи Хупрус. А голубое сияние исходило от кристалла, пристегнутого у шеи. Невысокая мужская фигура в тяжелом плаще, как было принято одеваться у торговцев из Чащоб. Его шею кутал обширный платок, лицо покрыто вуалью, как у женщин. «Кучер, наверное», — решила про себя Малта.
— Добрый вечер, — смело проговорила она. И уже сделала шаг, чтобы пройти мимо.
— На самом деле, — сказал он негромко, — прикосновению не обязательно быть человеческим. После пробуждения их зажигает огнем любое движение. Смотри!
И он протянул в ее сторону руку в перчатке. Встряхнул кистью… И на манжете вспыхнули два голубых светлячка. Малте просто ничего другого не оставалось, кроме как замереть на месте и смотреть, смотреть… Цвет кристаллов был не какой-нибудь бледненький, — нет, они горели глубоким сапфировым тоном. И плавали в темноте как бы по собственной воле.
— Я думала, синие и зеленые — самые дорогие и ценные, — заметила она. И отпила из стакана, который еще держала в руках. Не спрашивать же напрямую, каким образом простой кучер обзавелся подобными!
— Так оно и есть, — легко согласился мужчина. — Эти, правда, очень мелкие, и, боюсь, безупречными их не назовешь. Их слегка повредили при добыче. — Он пожал плечами, и в потемках Малта заметила это по движению синего огонька возле шеи. — Наверное, они не будут долго гореть, годик-другой, не больше. Я просто не мог позволить, чтобы их выкинули как негодные.
— Конечно! Как можно! — горячо и даже с возмущением поддержала его Малта. Выкидывать кристаллы огня! В голове не укладывается! — Но ты сказал «гореть»? Они что, горячие?
Ее собеседник испустил негромкий смешок.
— Горячие? Не, не в обычном смысле. Вот, потрогай сама.
И протянул ей руку.
Малта робко прикоснулась одним пальцем к заветному огоньку… Нет, он не обжигал. Осмелев, она потрогала еще раз. Кристалл был прохладный и гладкий, точно стекло, и в одном месте, точно, имелась крохотная выщербинка. Малта пощупала второй камешек, потом вновь прижала руки к груди.
— Как они прекрасны! — сказала она и вздрогнула от холода. — Но тут, снаружи, насмерть замерзнуть можно. Пойду я лучше внутрь…
— Нет, не… то есть… тебе холодно?
— Немножко. Я свой плащ там оставила.
