— Почему ты разгуливаешь по дому в такой поздний час? — спросила Кефрия требовательно.
Малта подняла в руках чашку:
— Мне не спалось, и я себе ромашкового чаю заварила…
— А ты не слышала такого странного звука с полминуты назад?
Малта пожала плечами:
— Не знаю… Мне показалось, может, кошка что-нибудь уронила?
— А может, и нет, — пробормотала Роника беспокойно. Протиснулась мимо Кефрии и отправилась на кухню. Кефрия последовала за нею. Следом, все так же держа свою чашку, двинулась любопытная Малта.
На кухне было темно, только тлели прикрытые угли. Знакомые запахи придавали ощущение безопасности: угли, еда, дрожжевой дух теста, поставленного подниматься — утром собирались печь хлеб. Роника разожгла свечу, прошла к внешней двери и растворила ее. Внутрь хлынул холодный воздух зимней ночи, по кухне призраками заклубился туман…
— Кто там? — спросила Кефрия громко. Свеча трещала на сквозняке.
— Никого нет… уже, — мрачно ответила мать. Она вышла из двери и стояла на холодном крыльце. Вот она огляделась, а потом, нагнувшись, подняла что-то. Вернулась на кухню и плотно притворила дверь.
— Что там такое? — хором спросили Малта и Кефрия.
Роника поставила свечу на стол. И положила подле нее маленькую деревянную шкатулку. Присмотрелась к ней… и, повернувшись к Малте, строго сощурилась:
— Подписано — Малте…
— В самом деле? — вскричала та восторженно. — Что там? От кого?
И она ринулась к столу, горя предвкушением. Как она любила сюрпризы!
Но бабушка твердо накрыла посылочку рукой, не дав Малте ее схватить. Это означало отказ.
— Насчет того, «что там», — проговорила она ледяным тоном, — так это, я полагаю, сновидческая шкатулка. В Дождевых Чащобах это традиционный подарок, когда ухаживают.
Кефрия почувствовала, как дало перебой ее сердце. Ей стало трудно дышать. Малта же пыталась вытащить шкатулку из-под бабкиной ладони:
— Что в ней? — требовала она. — Отдай ее мне!
— Нет. — В голосе Роники прозвучала вся ее властность. — Пойдем-ка с нами в кабинет твоего дедушки. Тебе придется дать некоторые объяснения, милочка!
И, подхватив шкатулку, Роника покинула кухню.
— Мама, ну это же несправедливо! Она подписана — мне! Ну пускай бабушка ее отдаст! Мама!.. Мама?
Кефрия обнаружила, что тяжело опирается на стол. Она медленно выпрямилась.
— Малта… Ты слышала, ЧТО только что сказала бабушка? Любовный подарок!.. Как может такое быть?…
Малта пожала плечами с преувеличенным недоумением:
— Понятия не имею! Я даже не знаю, от кого это и что там внутри! И вообще, что я могу сказать о подарке, на который бабушка даже посмотреть мне не дает?
— Пойдем в кабинет, — вздохнула Кефрия. Малта бросилась бегом вперед матери. К тому времени, когда Кефрия вернулась в кабинет, ее дочь уже вовсю спорила с бабушкой.
— Но почему мне даже посмотреть нельзя? — доказывала она. — Она ведь для меня предназначена, шкатулка эта?
— Нет. Нельзя, — отвечала Роника непреклонно. — Малта, это очень серьезно! Гораздо серьезней, чем ты, похоже, способна себе представить! Это сновидческая шкатулка. И помечена она гербом семейства Хупрус. Возможно, Хупрусы — величайшая из торговых семей Дождевых Чащоб. Это было вовсе не совпадение, что тогда во время общего сбора именно они представляли все семейства Чащоб. Таких, как они, нельзя оскорблять. Или воспринимать легкомысленно. Вот так. Подумай об этом. Ты по-прежнему хочешь получить эту шкатулку? — И Роника протянула ее внучке.
— Хочу! — возмущенно заявила Малта и хотела схватить шкатулку, но Роника отдернула руку.
— Малта! — выкрикнула Кефрия. — Не глупи! Это любовный подарок, за тобой ухаживать собрались! Шкатулку необходимо отослать обратно, но с особой учтивостью. Надо дать им понять, что ты еще слишком молода для каких-либо ухаживаний. Только очень вежливо и почтительно…
— Все не так, — уперлась Малта. — Я правда еще слишком молода, чтобы ко мне свататься… пока. Но почему ухаживать-то нельзя? Бабушка, ну пожалуйста, дай хоть посмотреть, что там!..
— Это сновидческая шкатулка, — ответствовала Роника. — Там, внутри, — сон. Если шкатулку открыть, ты не увидишь ее внутренность, ты увидишь этот сон.
— Но каким образом, — спросила Кефрия, — можно заключить сон в шкатулку?
— Магия, — был ответ. — Магия Дождевых Чащоб.
Малта так и ахнула от возбуждения:
— Можно я прямо сегодня этот сон посмотрю?
— Ни в коем случае! — взорвалась Роника. — Малта, ты вообще слушаешь, что тебе говорят? Ты не можешь принять этот подарок и смотреть сон из шкатулки. Ее необходимо вернуть в том же виде, как она сейчас, то есть нераскупоренную, причем снабдив наивежливейшим объяснением — дескать, случилось недоразумение. Если же ты откроешь шкатулку и посмотришь сон, ты тем самым принимаешь его ухаживание. Даешь ему позволение ухаживать за собой!
— Ну и что в этом такого? Я же не замуж выйти за него обещаю!
— Если мы позволим тебе ее открыть, это будет значить, что ухаживание принято и нами. Что, в свою очередь, означает, что мы тебя считаем взрослой женщиной, которая может иметь поклонников. А мы тебя таковой не считаем! — подытожила Роника твердо.
Малта скрестила руки на груди. Потом прочно уселась в кресло и выпятила подбородок.
— Как будет хорошо, когда приедет отец! — заявила она угрюмо.
— В самом деле? — ядовито поинтересовалась Роника. Глядя на них двоих, Кефрия почувствовала себя… невидимой. Незаметной и бесполезной. Рядом с нею сталкивались две сильные воли, и наблюдать за ними было все равно что за молодыми быками весной, когда они толкаются, фыркают и бросают вызов друг дружке. Да, здесь шла самая настоящая битва! Битва за власть. Решался вопрос, кому из двоих, бабушке или внучке, в отсутствие Кайла устанавливать правила в доме… «Нет, — вдруг поняла Кефрия. — Кайл — всего лишь пешка, которую Малте вздумалось пустить в ход. Потому что она уже поняла, что способна вертеть отцом как угодно. Куда ему против ее изворотливости! Подрастет — и совсем перестанет с ним считаться… Она явно думает, что одна только бабушка и стоит у нее на пути. Мать она даже в расчет не берет, как нечто совсем уже незначительное…»
И так ли уж Малта была неправа? Кефрия годами безвольно подчинялась всем приливам-отливам семейной жизни — и только. Отец ходил в море, мать управляла землями на берегу. Кефрия до сих пор жила в родительском доме, и так было всегда: когда приезжал Кайл, они тратили его заработок в основном на забавы. А теперь не стало отца, и мать с Кайлом сцепились из-за штурвала. Причем Роника выдерживала еще и бой с Малтой за главенство в доме. И чем бы тут все ни закончилось, она, Кефрия так и останется невидимой и незаметной. До сих пор Малта попросту не замечала ее отчаянных усилий завоевать авторитет. И никто их не замечал…
