— Я, Каолн Фьестрю, из семейства Фьестрю, торговцев из Дождевых Чащоб, принимаю твое гостеприимное приглашение войти под кров и сесть к столу. Я помню наши древнейшие договоренности, связавшие Дождевые Чащобы с Удачным, помню и соглашение между нашими семьями, касающееся живого корабля «Проказница», совместного порождения двух наших семейств… — Произнеся старинную формулу, Каолн указала на женщину, стоявшую подле нее: — Я привела в ваш дом, к вашему столу, мою гостью, которая таким образом становится и вашей гостьей. Готовы ли вы распространить свое гостеприимство на Янни Хупрус, нашу родственницу?
Она неотрывно смотрела на Кефрию, ожидая ответа именно от нее.
Кефрия честно созналась:
— Я не знаю, как следует отвечать на это по ритуалу. Поэтому я скажу просто: любая гостья Каолн, нашей старинной подруги, в нашем доме более чем желанна. Дайте же мне лишь мгновение, чтобы поставить на стол еще один прибор!
Ей оставалось только отчаянно надеяться, что персона столь немыслимой важности, как глава клана Хупрусов, не сочтет себя оскорбленной столь неформальным ответом.
Но Янни лишь улыбнулась и посмотрела на Каолн, как бы испрашивая разрешения говорить. Каолн чуть улыбнулась.
— Я тоже рада случаю отбросить официоз, — сказала Янни. — Позвольте сообщить вам, что столь внезапным посещением вы обязаны скорее мне, нежели Каолн. Это я умолила ее устроить так, чтобы я смогла ее сопровождать и оказаться таким образом представленной вашей семье. И я прошу извинения, если это хоть каким-то образом ввело вас в затруднение…
— Ни в коем случае, — ответствовала Кефрия негромко. — Давайте же будем держаться друг с дружкой просто, как это надлежит соседям, друзьям и членам одной семьи.
Она обращалась не только к гостям, но и к собственной матери. Ее рука как бы случайно коснулась плеча Роники, умоляя ту нарушить наконец потрясенное молчание.
Каолн тоже это заметила. И странно посмотрела на Ронику.
— Ты все молчишь сегодня, моя старинная подруга, — сказала она. — По сердцу ли тебе гостья, которую я привела?
— Может ли быть иначе… — ответила Роника еле слышно. И добавила уже громче, окрепшим голосом: — Дело в том, что сегодня я решила во всем довериться дочери. Она вступила в наследование: теперь ей более к лицу приветствовать вас и говорить от лица всех Вестритов, нежели мне.
— И до сих пор она была весьма красноречива, — с искренней теплотой в голосе проговорила Янни Хупрус. И всех одарила улыбкой: — Боюсь, я-то не вполне должным образом себя повела! Понимаете ли, мне показалось, что лучше всего будет прийти самолично, хотя, вероятно, стоило бы начать с письма…
— Уверяю тебя, все в порядке, — отозвалась Кефрия, ставя на стол еще один стакан и пододвигая четвертый стул. — Давайте сядем за стол и вместе отдадим должное еде и вину. Может, кофе кто-нибудь хочет?
Ее вдруг посетило желание чуть-чуть получше узнать Янни Хупрус, еще прежде, чем та изложит причину своего посещения. Не торопиться, только не торопиться! Если уж придется распутывать этот клубок — хорошо бы доподлинно знать, где какая в нем нитка…
— Какой чудный стол, — похвалила Янни Хупрус, усаживаясь. От Кефрии не укрылось, что она села первая и что Каолн явно во всем признавала ее старшинство. И Кефрия молча порадовалась, что маслины на столе были самые лучшие, а миндаль был только что растерт (мать настояла, спасибо ей), и на столе оказалось лишь самое удачное из приготовленного ими сегодня. Стол в самом деле оказался чудесным, он был заставлен дорогими и изысканными яствами, подобных которым сама Кефрия не видела уже несколько месяцев. Как ни стеснены были они теперь в средствах, сегодня стараниями Роники этого нельзя было заподозрить… И Кефрия радовалась.
Некоторое время в полутьме кухни звучали лишь обычные застольные разговоры. К Ронике медленно возвращались и самообладание, и обаяние. Она вела разговор самым безопасным фарватером. То и дело раздавались похвалы закускам, вину, кофе. Но Кефрия отметила про себя: как только инициативу в разговоре брала на себя Янни (а происходило это нередко), все рассказываемые ею байки и анекдоты некоторым образом начинали относиться к богатству и высокому положению ее рода. Нет, она ни в коем случае не хвасталась. И уж менее всего желала принизить Вестритов или их нынешнее застолье. Она только и делала, что выставляла сегодняшние посиделки в более выгодном свете по сравнению с каким-нибудь более высоким собранием. В конце концов Кефрия решила, что Янни таким способом рассказывала о своей семье. Ее муж все еще здравствовал, у нее имелось в живых трое сыновей и две дочери — громадная семья по меркам Чащоб. Богатство, недавно приобретенное на открытии и торговле кристаллами огня, позволило им посвятить больше времени путешествиям и развлечениям. Они наполнили свой дом красотой и не были чужды учености. И в чем, собственно, смысл и главная выгода богатства, как не в том, чтобы иметь возможность достойным образом поступать со своей семьей и друзьями?
И Кефрия удостоилась приглашения в дом Хупрусов на тот случай, если когда-нибудь ей придет стих отправиться вверх по реке.
«Ну прямо птичьи брачные танцы», — подумала Кефрия, и сердце в груди заново перевернулось. А Янни Хупрус вдруг повернулась и прямо посмотрела на нее — так, словно бы Кефрия издала некий звук, привлекший ее внимание. А потом Янни безо всякого предупреждения ослепительно улыбнулась и сказала:
— Я, конечно, получила твою записочку, дорогая. Но, признаться, я ничего в ней не поняла! И это явилось одним из поводов упросить Каолн устроить мое посещение. Вот почему я у вас.
— Так я и думала, — очень тихо ответила Кефрия. И посмотрела на мать. Роника поймала ее взгляд и чуть заметно кивнула. Кефрия решила почерпнуть силу в ее новообретенном спокойствии и продолжала: — По правде сказать, я оказалась в очень неловком положении! И потому сочла за лучшее правдиво изложить все, что на самом деле произошло. Заверяю тебя еще раз: если сновидческая шкатулка окажется обнаружена, она будет немедленно возвращена.
Кажется, выражалась она далеко не так изящно и обтекаемо, как следовало бы. Умолкнув, Кефрия прикусила губу… Янни склонила голову набок.
— Вот это-то меня и запутало, — сказала она. — Я призвала к себе сына и расспросила его напрямую, решив, что такой необдуманный, продиктованный страстью поступок мог только быть деянием моего младшего… Рэйн вначале мялся и ужасно краснел, ибо раньше ни за кем не пытался ухаживать. Но в итоге сознался, что послал-таки сновидческую шкатулку. А еще — шарфик с кристаллом огня. — И она покачала головой, лучась материнской любовью. — Я, конечно, отругала сорванца, но, боюсь, он и не думал раскаиваться. Он ужасно — знаете, как сейчас выражается молодежь? — «запал» на вашу Малту. Он, конечно, отказался обсуждать со мной сон, который они смотрели вдвоем, ибо это недостойно благородных мужчин. Но он сказал мне, что, по его мнению, она к его ухаживанию отнеслась благосклонно. — И Янни, улыбаясь, обвела всех глазами. — Поэтому я полагаю, что шкатулка была обнаружена юной прелестницей и даже доставила ей некоторое удовольствие.
