— Э, нет: капитан — я. Но ты, конечно, будешь старшим помощником. Проказница любит тебя. И, когда я стану капитаном, у нас в команде будут только те, кто нам нравится…
— Спасибо, — поблагодарил он неуклюже. Ему ох не верилось, чтобы Альтии он хоть сколько-нибудь нравился. Поэтому ее слова некоторым странным образом его растрогали. «Значит, дочке капитана я был не так уж противен…»
— Что? — заплетающимся языком спросила она.
— Да нет, ничего. Ничего…
Они свернули на улицу торговцев Дождевых Чащоб. Здесь лавочки выглядели пристойнее, и почти все ввиду позднего часа были уже закрыты. Удивительные товары, которыми они торговали, стоили дорого и предназначались для состоятельных покупателей, а не для беспортошной и неуправляемой молодежи, в основном посещавшей ночной рынок. Высокие стеклянные витрины были закрыты ставнями до утра, и там и сям прохаживались наемные стражники — внушительные, хорошо вооруженные. То, что хранилось за ставнями, было пропитано магией Дождевых Чащоб. Поэтому Брэшену, когда бы он ни проходил здесь, неизменно мерещилось, будто вся улица пропахла чем-то странным — и сладким, и одновременно вгоняющим в дрожь. От этого ощущения приподнимались волосы, а горло — вот что странно-то — перехватывало благоговейным восторгом. Даже сейчас, ночью, когда таинственные дары, вывезенные с берегов смертоносной реки, были надежно укрыты от взгляда, в самом воздухе, казалось, была разлита серебристая аура волшебства. Брэшен задался вопросом, ощущала ли Альтия то же, что и он, и даже едва не спросил ее об этом, но вопрос показался ему слишком серьезным и одновременно — вполне дурацким, и он так его и не выговорил.
Молчание затягивалось. Когда наконец Брэшен заговорил вновь, то не по необходимости, а просто чтобы это молчание прекратилось.
— Смотри-ка… а быстро она у нас прижилась, — заметил он вслух, когда они проходили мимо магазинчика, принадлежавшего женщине по имени Янтарь. И кивнул в сторону угловой витрины: там, за весьма дорогостоящими стеклами, привезенными аж из самой Йикки, можно было разглядеть саму Янтарь. Замечательные стекла были прозрачны, словно вода, и каждое — в резной позолоченной рамке. Оттого женщина за витриной казалась персонажем картины. Янтарь отдыхала, уютно устроившись в плетеном кресле из белых ивовых прутьев. Длинное, просторное коричневое одеяние, свободно ниспадавшее с плеч, не только не подчеркивало женских форм, а скорее кутало худенькую фигурку. Витрины магазинчика не были защищены ни ставнями, ни решеткой, да и охранник поблизости не торчал… Быть может, Янтарь рассчитывала отпугнуть грабителей самим своим присутствием?… И было, право же, на что посмотреть. Светильник, стоявший подле нее на полу, заливал помещение желтым рассеянным светом. Темно-коричневая ткань одеяния оттеняла живое золото волос, кожи и глаз. Из-под края подола виднелись маленькие босые ноги. Женщина смотрела сквозь стекло на улицу кошачьим немигающим взглядом…
Альтия даже приостановилась, чтобы взглянуть на нее. Она по-прежнему покачивалась — выпитое давало себя знать, — и Брэшен безо всякой лишней мысли обнял ее за плечи, чтобы поддержать.
— Чем она хоть торгует? — спросила Альтия вслух.
Брэшен вздрогнул: он был уверен, что женщина по ту сторону витрины отчетливо расслышала каждое слово Впрочем, на лице Янтарь не дрогнул ни единый мускул. Она смотрела на растрепанную девушку на улице все так же не мигая и безо всякого выражения. Альтия крепко зажмурилась. Потом открыла глаза, как если бы от этого что-то должно было измениться. Все было по-старому, конечно.
— Выглядит как деревянное изваяние, — сказала Альтия. — Из золотого клена…
На сей раз Брэшен смог убедиться, что Янтарь в самом деле все слышала: в уголке воистину скульптурных губ начала зарождаться улыбка. Но тут Альтия жалобно добавила:
— Как она напоминает мне мой корабль… милую Проказницу… шелковистое диводрево, процветшее всеми красками жизни…
И выражение лица Янтарь резко переменилось: так и не рожденная улыбка сменилась крайней степенью отвращения. Брэшена почему-то (он сам не смог бы толком сказать почему) ужасно встревожило это высокомерное отвращение. Он сгреб Альтию под локоть и поспешно увлек ее мимо витрины, вперед по скудно освещенной улице.
Только на следующем перекрестке он позволил ей сбавить шаг. К тому времени Альтия начала хромать, и он запоздало припомнил, что она топала босиком по не очень-то гладкой деревянной мостовой. Альтия не стала жаловаться, лишь повторила свой вопрос:
— Что она там вообще продает? Она ведь не из торговцев Удачного, кто ведет дела с рекой Дождевых Чащоб. Туда ходят только те семейства, у кого есть живые корабли. Так кто она такая и почему держит лавочку на улице Дождевых Чащоб?…
Брэшен передернул плечами:
— Она тут новенькая. Всего года два как приехала. Сначала держала крохотную лавчонку за площадью Тысячи Мелочей… Делала деревянные бусы и продавала, тем и жила. Ничего больше — только деревянные бусы, правда прехорошенькие. Народ их вовсю у нее покупал — детям на нитки нанизывать. А в прошлом году она даже перебралась вот сюда и стала продавать… ну, вроде как драгоценности. Только по-прежнему исключительно деревянные.
— Деревянные? Драгоценности?… — хмыкнула Альтия. «Хороший знак», — решил Брэшен. Ее голос делался тверже; быть может, прогулка по ночному городу начинала выгонять из нее хмель. Что ж, тем лучше. Чего доброго, достаточно протрезвеет, чтобы хоть как-то привести себя в порядок, перед тем как войти в отцовский дом… босиком…
— Я тоже фыркал, пока не увидел своими глазами. Мне, знаешь, в голову никогда не приходило, что ремесленник может такое из дерева сотворить! Она берет всякие корявые сучки и узловатые отростки и в каждом обнаруживает то рожицу, то животное, то цветок. Иногда делает инкрустации и мозаики… В общем, видно, что дело тут не в дереве, а в мастерстве резчика. То есть резчицы. Это особый глаз нужен — она каждый сучок видит прямо насквозь!
— Вот как. Небось и с диводревом работает?
— Тьфу! — передернуло Брэшена. — Она хоть и из новичков, но достаточно хорошо знает наши обычаи и успела понять, что такого здесь не потерпят. Нет, она пользуется только древесиной обычных пород. Вишневой, дубовой, не знаю еще какой — у каждой свой цвет, разное устройство слоев…
Альтия хмуро заметила:
— В Удачном полно народу, работающего с диводревом, только мало кто в том признается открыто… — И почесала живот пятерней: — Верно, грязный промысел, но если у тебя есть желание… и тугой кошелек… ты получишь то, что пожелаешь.
Брэшену стало не по себе от ее тона. Он попытался направить разговор в менее опасное русло:
— Про наш город именно так в чужедальних краях и рассуждают. Если, мол, ты вообще способен представить, чего тебе хочется, — то в Удачном это как раз и найдешь. И сможешь купить…
Альтия криво улыбнулась:
— А продолжение этой побасенки помнишь? Никому до сих пор еще не удавалось четко вообразить счастье. И только поэтому к счастью даже здесь нельзя прицениться…
