Фалани был хмур как никогда. Его вытянутое, остроскулое лицо, казалось, ещё сильнее похудело, цепкие орехово-зелёные глаза впали из-под набрюзгших вдруг век, стали смотреть как-то зло. Алек словно видел перед собой копию отца, чей звонок на мобильный он отклонил по дороге в офис, и от этого раздражение его росло, как снежный ком.
— Обрадуй меня, — зло хмыкнул Алек, пододвигая себе кофе. Он кивнул на вторую чашку, но Фалани не двинулся с места.
— Благодарю, я выпил дома. Больше нельзя, сердце уже не молодое, — он дёрнул уголком губ в попытке улыбнуться, но у него вышла лишь кривая ухмылка, очень злая.
Алессандро мерещилось осуждение даже в горшке с цветами. Нарастающее напряжение вкупе со стыдом горело в груди, не давало спокойно, с достоинством сидеть на месте. Директорское кресло вдруг стало до чёртиков неудобным, словно кто-то наложил под обивку камней в попытке выпихнуть его с поста.
— Фальконе вовсю пользуются ситуацией. Они договорились с китайцами. На нашей территории, которую Дон Лука решил вернуть себе, решено строить завод. Это инсайдерская информация. Суд над синьором Фредерико состоится во вторник, на следующей неделе.
Шевелений на спорной земле Алек ещё мог ожидать, но не провала с Романо. Дело-таки довели до суда и теперь оно всё больше напоминало публичную порку. Лита не смогла выбить даже залог. Данте всё ещё прохлаждался в Дубае.
— Некоторые командиры недовольны, они не чувствуют себя в безопасности…
— Литу Корелли отстранить от работы с «Корелли консалтинг». Людей успокой. Найди Данте. Из-под земли достань.
Отчеканил Алек и коротко кивнул головой — значит, разговор окончен. Лео вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь. Алессандро набрал секретаршу и попросил вызвать к себе Джулиано.
Сколько его не было? Всего каких-то четыре дня? Четыре дня и пять ночей. Он позволил себе всего четыре дня и пять ночей, и всё вокруг начало рушиться. Алек вспоминал об Изабелле: карабины и ремни портупеи, красные следы на её коже от них, её красивый рот, полный его семени, блеск кристалла между её ягодиц и это томное ощущение бархатистой узости и полной власти. И это её «Алессандро, Алессандро, Алессандро» глубоким, тягучим контральто… Точно ли оно стоило того? Что он вообще хотел? Что хочет сейчас? Догнать ускользающую юность? Забыть, кто он такой? Поиграть в героя-любовника? Доказать что-то самому себе? Только вот что… Изабелла Бланко подняла его до высот небес, но делала ли она это от чистого сердца? Или воспроизводила то, что умеет лучше всего — притворяться? Или благодарить за спасение? В присутствии Изабеллы Алек не мог думать трезво, но вдали от неё сомнения крались к нему, словно ядовитые змеи… «Знаешь, чего я хочу? Чтобы ты был счастлив». Нельзя же так искренне притворяться…
Через несколько секунд затрезвонил коммутатор. Включив громкую связь, Алек выплюнул раздражённое «да», уверенный в том, что это Селеста что-то не так поняла. Что там можно не понять, он же чётко сказал…
— Это что, демонстрация?! Решил показать, какой ты большой и сильный? Мальчишка! Ты всё развалишь к чертям собачьим! У тебя два дня, чтобы разрешить это дерьмо, иначе я сам этим займусь!
Голос Руссо Корелли прогремел над ним, словно погребальный колокол. Оглушительно. Выбил из него дух. Алек словно проглотил кол — ни согнуться, ни развалиться в кресле, ни встать — он так и сидел, до ощутимой боли сжимая рукой краешек стола. Стыд перехватил горло железным обручем. Ярость бурлящей лавой поднималась откуда-то из желудка, застревала злобным рыком в сжатых до скрипка зубной эмали челюстях. В эту секунду Алек готов был поклясться, что ненавидит своего отца. Ненавидит за то, как он смачно тыкает его носом в дерьмо, не обращая внимания на очевидные заслуги. Всё, что Алек сделал для Семьи и для «Корелли консалтинг» считалось само собой разумеющимся, а стоило ему оступиться…
«Ты — мой преемник, Алессандро. Если я стану щадить тебя, то другие не пощадят».
Руссо сказал ему это после того, как выпорол розгами. Тогда Алеку было двенадцать, он тогда впервые присутствовал на казни. Всего двенадцать, но Руссо счёл его достаточно взрослым, чтобы начать постигать науку той жизни, которой жила коза ностра. Но Алек не был готов. Увидев кровь, он испугался. Испугался и расплакался на глазах командиров. Алессандро до сих пор помнил тот жгучий стыд и жгучую боль в израненной спине. Тогда он уверовал в то, что слабость — смертельный грех и всё, что делает отец — благо. Что так нужно. Что так лучше для него. Но после той пощёчины вера его пошатнулась. Что-то внутри надломилось, а после Изабеллы — да, именно после неё! — взбунтовалось. Изабелла стала спичкой, упавшей в лужу натёкшего бензина. Стена огня смыла, слизала всё, что казалось важным, важным и незыблемым, и Алек никак не мог найти в себе — новом себе, чужом себе — опору.
Глава 31. Братья
В приёмной началась суета. Слышались всхлипы, разговоры, голос брата. Алек вскочил со стула — кресло отъехало от стола и ударилось в стенку. Через мгновение Джулиано распахнул дверь, едва не стукнув его по носу — Алек успел удержать полотно рукой. Брат молча повернул голову и бросил красноречивый взгляд на рабочее место секретарши. Селеста сидела в обнимку с коробкой бумажных салфеток и горько плакала. Услышав Алека, она подняла на него мокрые, красные глаза, попыталась встать. Джулиано бросился к ней и мягко усадил обратно.
— Простите мистер Корелли, я… он, этот мистер… он сказал… что, если я не соединю… что я… и мои дети…
Алек сквозь зубы выругался. Отец сумел довести до нервного срыва даже его секретаршу.
— Успокойтесь, Селеста, ничего он не сделает вашим детям, — сдержанно попытался приободрить её Алек, но Селеста лишь громче всхлипнула. Плечи её затряслись, она всеми силами пыталась остановиться, затыкая себе нос и рот салфеткой, вероятно, чувствовала перед ним вину и стыд. Алек боялся, что она задохнётся. Заглянувшему на шум охраннику он сделал знак рукой.
— Отвезите её домой.
Как назло раздался звонок мобильного. Алек нырнул обратно в кабинет. Это была Изабелла. Первое, что ему хотелось сделать — просто сбросить звонок.
— Прости, Иза, я не могу сейчас говорить, — выдавил он из себя и отрубил связь, не дождавшись от неё ни слова в ответ. Алеку не хотелось обижать её, вины Изабеллы в происходящем не было, но он не сумел обуздать раздражение. Ему было сейчас абсолютно не до неё.
