Его взгляд был словно колотый лёд, холодный и острый. В нём больше не было тоски и скорби, только отчаянная злоба, непредсказуемая, пугающая. Изабелла безуспешно пыталась угадать, куда она направлена, внутрь или вовне, и никак не могла угадать. Алессандро бесконечно о чём-то думал и почти ничего не обсуждал при ней. К ней он приходил за редким и оттого безумно желанным отдыхом для души — так он ей говорил. И Изабелла приняла это. Потому что безумно любила.
— Ты не виноват, у тебя не было выбора.
— Ты не представляешь, как я устал быть марионеткой, — он тяжело вздохнул, разгладил невидимые складки на бёдрах. Белый циферблат «Одемар Пике» — минималистичный, едва ли не скромный дизайн, чёрный ремешок, под цвет всеобщего траура — поймал солнечный блик. Непогода отступила, даже солнце вышло проводить младшего Корелли в последний путь.
— Я верю, когда-нибудь это изменится. Я всегда поддержу любое твоё решение.
Алек положил ладонь ей на поясницу, протянул к себе, прижался щекой к её тёплому, мягкому животу. А после резко встал, одёрнул пиджак, снял с ключицы брелок от «Ягуара».
— Пора. Не хочу опаздывать.
Изабелла кивнула и молча скользнула следом за ним в фойе.
Глава 42. Скорбь
- 1 -
Старое кладбище Грейсленд было настолько большим, что впору было заблудиться. Изабелла никогда не была здесь — её родители были похоронены на кладбище Святого Бонифация, но и там она постоянно плутала, пока вовсе не бросила попытки навещать молчаливые могильные плиты, бывшие когда-то её семьёй. Она шла возле Алека, крепко держа его под локоть, своим прикосновением напоминая ему, что она рядом. Туфли слишком громко цокали — на кладбищах всегда была плотная, стоячая, как болото, тишина, и даже шумное дыхание сравнимо было со свистом ветра. Поразительно, но игравшие с сухими листьями порывы остались за воротами кладбища — даже ветер боялся беспокоить усопших. Алек плотно замолчал ещё в машине, и здесь не проронил ни слова — они тихо шли по главной аллее, и Изабелла от скуки рассматривала старые надгробия и памятники, многим из которых было больше двухсот лет.
Чем ближе они подходили к месту похорон, тем чаще мелькали вдоль дорожек чёрные спины охраны — Изабелла узнавала их по воткнутой в ухо гарнитуре и взгляду, цепкому, но в то же время отсутствующему. Широкая аллея вывела их к часовне, где проходила церемония прощания — там этих чёрных спин было гораздо больше. Приглашённые медленно плелись в сторону распахнутых дверей часовни и исчезали внутри, в дрожащем мерцании свечей, в тяжёлом запахе ладана и пионов. Белые, с переливами в бедно-розовый, цветы, казалось, были повсюду: на деревянных скамьях, у алтаря, у чёрных, как уголь, гробов с золотой вязью на крышке. Изабелла боялась подходить к покойным, но не смела отпускать Алека от себя ни на шаг. Она спряталась за его спину и старательно отводила взгляд, рассматривая бархатистые лепестки кудрявых роз, из которых был составлен её прощальный букет.
Никто не готовил речь, потому что никто не смог бы её внятно произнести — Джулиано, средний брат Алека, беззвучно плакал, закусывая губы, синьор Руссо и синьора Гарделия сидели в первом ряду с каменными лицами, плакали только двое — пожилые мужчина и женщина, наверное, родители Литы — и дети. Боже зачем было брать сюда детей?! Сколько им лет? Четыре, шесть, не больше. Изабелла замечала, как они вжимают головы в плечики стоит дону Руссо лишь поднять на них взгляд. Когда Алек подошёл к ним, чтобы обнять, они вяло позволили это ему, их лица были испуганными и смущёнными. Алессандро они тоже побаивались. Дети, как доверчивые котята, льнули к рукам бабушки и дяди Джулиано. И синьору Леопольдо Фалани они доверяли больше, чем родному деду. Расстановку сил и приоритетов в семье Изабелла с лёгкостью считала с маленьких детей — самых честных существ в этом мире. Самых пострадавших…
Изабелле было дурно от густого, дымного запаха смерти, у неё чертовски разболелась голова, и только тёплая рука Алессандро в её руке удерживала Изабеллу от побега на воздух. Здесь была его семья и самые близкие их друзья, не больше трёх десятков человек, и многие из них с интересом — а кто и с осуждением, словно Алессандро должен был навеки теперь остаться вдовцом! — поглядывал в её сторону. Но Изабеллу это больше не трогало. Она нужна ему, он нужен ей, а злые языки пусть давятся собственным ядом.
После проповеди священника, процессия двинулась вглубь кладбища. Семейный склеп с причудливо выписанной по камни буквой К притаился среди раскидистых ивовых деревьев. Внутрь вошли лишь работники службы захоронения и кровные родственники. И Изабелла — Алессандро не оставил её за дверьми. У него не было ни капли сомнения в том, что её присутствие уместно здесь. Зато были у Руссо — он, сидя в кресле-коляске, смотрел на неё так, будто хотел испепелить. Он действительно внушал страх, теперь Изабелла прекрасно Алека понимала.
Изабеллу ужаснуло то, что в семейном склепе были подготовлены места для всех, даже для живых — ниша на втором ярусе была прикрыта мраморной плиткой, где витиеватой резьбой по камню было выведено Алессандро Корелли. Распахнув глаза, она вопросительно взглянула на Алека, но он даже не понял её — для него это не было чем-то удивительным. Изабеллу поразило то, как обесценивалась его наиценнейшая жизнь, ярость так захлестнула её, что, шепнув Алеку «прости, мне душно» она вышла из склепа. На воздухе её накрыло — Изабелла расплакалась, прижимая ко рту скомканный кружевной платочек. Она плакала так горько, что не сразу заметила, что не одна здесь — Гарделия Корелли вышла из склепа минутой ранее. Высокая, статная, стройная — возраст не портил её, он придавал ей величия. Гарделия не плакала, она была преисполнена достоинства, как настоящая матрона, мать семейства.
— Изабелла.
Она первая дала знать, что заметила её, и, Изабелла, смутившись своей непочтительности, низко опустила голову — Гарделии Корелли хотелось поклониться. За всё то, что её заставили пережить. За то, какой сильной она при этом оставалась. За то, что она родила её любимого мужчину.
— Синьора. Скорблю вместе с вами.
— Скорбеть наш удел.
Гарделия не взглянула на неё, её взгляд, преисполненный вековой тоски и мудрости, устремился куда-то вдаль. Изабелла не могла оторвать от неё взгляд — синьора Корелли была похожа на статую. Такая же бледная, неживая, но до безумия красивая.
