Изначально коттедж и территория вокруг него должны были отойти под клинику для онкобольных, но в один момент в каких-то документах нашли какое-то несоответствие каким-то нормам (Алессандро хорошо знал, как такое бывает) и земля вместе с постройками оказалась на аукционе, откуда ушла в руки Луке Фальконе — владельцу многих тысяч квадратных метров коммерческой недвижимости Чикаго и по совместительству близкому другу мэра. Фальконе, в свою очередь, сдавал площадку в аренду мэрии по рискованно завышенным расценкам. В процесс никто не вмешивался, все были сыты и довольны.
На мэрский бал обычно приглашали крупных чиновников и видных бизнесменов. Члены самых влиятельных итальянских семей — Винчи, Корелли, Фальконе и Понтедра — а так же их приближенные, давно и крепко внедрившиеся в официальные структуры, были как среди тех, так и среди других. Руссо по понятным причинам присутствовать не мог, Данте не хотел, Джулиано опаздывал, общаться с кем-либо из «друзей» Семьи — судьёй Савойей, начальником таможенной службы Ксандером, управляющим банка «Чикаго» Нессером — у него не было никакого желания. Он надеялся, что это не связано со страшным разочарованием, которое настигло его при виде Изабеллы Бланко.
— Я должна вернуть вам это.
Казалось, тяжёлый, хриплый, пробирающий до нутра голос Изабеллы Бланко обрёл плоть и коснулся его со спины, но то был лишь порыв ветра. Алессандро ощутил горьковатые нотки рассеянного в воздухе аромата мандарина. Он повернул голову. Возле бокала блестела его запонка. Изабелла стояла у парапета, всматриваясь вдаль.
— Я вижу, далеко вы не ушли, синьорина Бланко, — криво ухмыльнувшись, Корелли взял бокал и осушил его до дна. Запонку он спрятал в карман брюк. Она всё ещё хранила тепло её пальцев.
— Всё не так просто.
Она так и не посмотрела в его сторону. Ресницы её дрогнули, но голос остался ровным — казалось, его слова задели её, но она старалась сохранить лицо. Решительно сказанное ею тогда в машине «Я уже ушла» оказалось пустым, бессмысленным набором звуков. Ненадолго её хватило. Алессандро бросил на неё короткий, оценивающий взгляд — платье, прическа, бриллианты в ушах. От красивой жизни так легко не отказываются. Ради красивой жизни можно и собакой полаять, верно, Изабелла?
— Ваш мужчина — эта свинья?! — он вспыхнул, развернулся к ней всем корпусом, подался вперёд. Сам не зная почему, повысил голос. Алессандро подобрал самый благопристойный эпитет для господина прокурора — в его голове крутилась одна нецензурщина на всех четырёх языках, которые он знал в совершенстве.
— Я надеялась полюбить его не за внешность.
— А за кошелёк? Или за изобретательность в постели?!
Воображение вдруг нарисовало красочную сцену: эта нимфа грациозно скачущая на члене, точнее на брюхе этого пса; утопающая в жировых складах и паховых зарослях; кричащая какую-нибудь пошлость.
«Мой пухленький котик». «Возьми свою собачку на поводок».
Захотелось сплюнуть. Да какое ему, собственно, дело?! Сплошь и рядом здесь такая «любовь», отчего его так заедает? Наверное, потому что всё это отдаёт какой-то дикой, жизненной несправедливостью. Алессандро Корелли не мог отделаться от мысли что он — лакомый кусок, красавец, миллионер — примерил рога, а Осборн — этот недомужчина — имеет в любовницах, наверное, самую красивую женщину в городе.
— Послушайте! — Изабелла дёрнулась, резко развернулась к нему, приблизилась. Вырвалась из сковывающего её по рукам и ногам образа светской львицы: манерной, горделивой, манкой. Её глаза пылали. Аромат мандарина стал густым, почти удушливым. Алессандро словно схватили за шею и сдавили — и это лишь один её взгляд. В котором слишком много боли злости и отчаяния. — Это мой крест, и я несу его, и вас это не касается!
Она не сказала — прорычала, и тут же будто бы смутилась своего порыва. Её на мгновение ожившее лицо вновь окаменело, превратилось в маску благочестивой дамы. Она сделала шаг назад и нервно замотала головой в поисках выхода.
— Алек! Я тебя везде ищу.
На балконе появился как всегда лучезарный Джулиано, и Изабелла, пользуясь моментом, проскользнула за его спину и растворилась в толпе.
— Все в библиотеке. Пойдём.
Джулиано кивнул в сторону выхода.
«Все» означало, что представители всех четырёх семей собрались в библиотеке для обсуждения текущей ситуации и решения наболевших вопросов. Сегодня ему предстояло увидеться с бывшим тестем впервые после смерти Габриэле. Алессандро сорвал бабочку и сунул её в карман, ослабил ворот рубашки и нырнул в толпу следом за братом. В горле стояла навязчивая цитрусовая горечь.
Глава 5. Конец мира
Темой вечера стали вездесущие китайцы, которые были либо слишком смелы, либо слишком глупы, без спроса влезая в подконтрольный Семьям бизнес. Должна была пролиться кровь, и эта перспектива выливалась если не в проблему, то, как минимум, в череду лишних и весьма нудных действий. Настали времена, когда необходимо тщательнее убирать за собой — так часто любил повторять Руссо.
Алессандро поймал себя на мысли, что стал чаще думать об отце в прошедшем времени — подтачиваемый болезнью, его мозг медленно умирал, а характер безвозвратно портился. Конец был близок, но Алессандро пугала не столько ответственность перед кланом, которая уже и так лежала на нем в полной мере, сколько то, что Руссо Корелли никогда не был и уже не станет для него настоящим отцом. Алессандро стремился заслужить похвалу или хотя бы добрый взгляд за свои успехи, но вместо них получал лишь вновь возрастающие требования. Но Алек не мог его ненавидеть, наверное, потому что всё же любил. Болезнь и осознание близости смерти не сделала Руссо мягче, отец не собирался меняться, глупо было на что-то надеяться, но Алек надеялся. Вопреки здравому смыслу, наивно, по-мальчишески. Он давно вырос, но это жалкое, гадкое чувство недолюбленности, казалось, преследовало его по пятам. Может, Габриэле была права, он не умел любить, потому что просто не знал, как это бывает?
— Как здоровье уважаемого Дона Руссо?
— Вашими молитвами, синьор Лука.
Лука Фальконе — крепко сложенный мужчина за шестьдесят с белыми, курчавыми волосами, уложенными на пробор всегда казался Алеку моложе, чем есть на самом деле. Фальконе подошёл к нему сбоку и, тронув за локоть, увёл чуть в сторону, к столику с батареей разносортных сигар. Алессандро, следуя негласному закону старшинства, откусил ножничками кончик у одной и, поднеся огня, помог бывшему тестю прикурить. Прикурил сам. Глоток крепкого дыма, следом два глотка шотландского виски в полнейшем молчании. Алессандро знал, о чём это молчание, но не спешил нарушать его первым.
