– Саша, я сейчас уйду. И прошу тебя набраться смелости и принять это.
Саша вскочил, и в гневе начал кричать, что скорее всего мне на пути попалась какая-то сука. Либо я вновь блядовал с "подругами" за его спиной. Я вскипел. Мое сердце в этой ситуации было готово наполниться сопереживанием к нему, но после этих слов я разозлился:
– Саша, если бы ты хотел удержать меня, скажи, следовало бы тебе так со мной говорить?
– Да пошел ты! – Саша бросился на меня с кулаками, но тут я сорвался. Сорвался на него впервые за два года наших отношений.
Я схватил его руку, отшвырнув ее изо всех сил, и закричал в ответ:
– Да пошел ты сам! – Это был не просто шаг или манипуляция. Я испытал приступ настоящего, неподдельного гнева. Он пульсировал в венах на лбу, под часами на запястьях, в груди.
Саша замер. Отошёл от меня, сел на диван, отвернулся.
Я постепенно вынес свои вещи в подъезд и протянул ему свой ключ.
– Все закончено, – резко произнес я. – Отныне для тебя существует только одна дорога в мой дом: ты можешь работать в клубе и дописать свою дипломную работу. Но без меня. Напишешь – и после этого даже видеть тебя там не желаю.
Я не обернулся, уходя. Все было закончено.
Позднее мы отметили этот разрыв с Нилом, напиваясь: пили абсент. Нахлестались так, что было страшно идти домой. Я падал, смеялся, отбивался от гигантских комаров, разговаривал с феями, – и как выяснилось, мы с Нилом поднимались ко мне в квартиру, с первого на второй этаж, около двух часов.
Саши не было две недели. Затем он стал приходить на занятия и вести свою часть лекций. Отношения между нами были натянутыми, но вполне сносными. Мы почти не разговаривали.
Шаг третий. Я пригласил всю нашу веселую компанию на дачу. Ты часто говорила бесценные вещи: ты говорила, чтобы стать лидером, необходимо любить тех, кто за тобой последует, и любить то, для чего вы вместе. До сих пор многие твои слова, воспринятые тогда, как случайный урок человеколюбия, живут во мне сквозь годы.
Мы организовали игру в "Зарницу." Я радовался возможности отдохнуть от дел, от работы на мать. Накануне я и Нил обошли территорию нашего, наспех подготовленного военного лагеря, и вырыли пару небольших землянок для мгновенного пленения или укрытия. Метить побежденных врагов нам предстояло ударом воздушного шарика, наполненного краской. Задачей было незаметно подбежать сзади и ударить в спину. Победитель должен был оставаться чистым. Вне всякого сомнения, у нас с Нилом был козырь – мы знали площадку. У тебя он тоже был – твоя хорошая физическая форма. Ты забиралась на дерево и ударяла противника по левому плечу сверху. Этот маневр помог тебе выйти в лидеры.
Трое из наших товарищей решили объединиться в группу и поступали следующим образом – ловили за руки и ликвидировали фактически беспомощного противника. Бесчестно, но правила не запрещали. Я укрывался до последнего, но они вычислили мое местоположение и начали зажимать с трёх сторон. Я понимал, что один в поле не воин, и даже не вспомнил бы про землянки, если бы ты, видя их маневр, не выглянула из одной из них и не позвала к себе, сказав, что у тебя есть план. Ты шепотом предупредила, что давно бы убила меня, но тебе нужен союзник, и я вполне устраиваю. Я посмеялся такому милому признанию и согласился тебе помочь. С союзом врагов нужно было что-то делать. У тебя была рогатка. Смеясь, ты сообщила, что взяла ее с собой на всякий случай. Я раскрывал настил землянки, а ты стреляла в них шариками из рогатки. Мы перестреляли их за 30 секунд.
Глядя на твой профиль, на горящие глаза, на радость победы, которую ты добывала своей хитростью, я тогда признался себе, что любуюсь тобой. Произошедшее было мне в диковинку, я ещё не знал, что в твоем мире даже самая маленькая помощь была обычным делом.
Как только ты поняла, что мы остались вдвоем, ты почувствовала опасность: но приз был мне не нужен, я угрожающе замахнулся в тебя шариком с краской, и, на мгновение замерев, дал тебе выстрелить первой.
Шаг четвертый. Ты профессионально занималась большим теннисом. Я начал тайно ходить на соревнования, в которых ты участвовала. Я побывал на нескольких, изучая тебя со стороны. Несколько раз, из окна своего дома, что выходят на стадион школы, я видел тебя на уроках физкультуры. Я также видел, как ты, украдкой, словно из-за плеча, оглядывалась на мои окна и улыбалась. Потом ты сменила школу, стала больше времени просвещать спорту, и реже приходить.
Однажды утром ты забежала, запыхавшись, сообщить, что уезжаешь в Горск, на сборы, на отбор в олимпийский резерв, и этому предшествуют очень важные соревнования, а потому не придешь на занятия. Однако сегодня же вечером я увидел тебя клубе. Поинтересовавшись, почему ты не уехала в Горск, я узнал, что ты не успела на поезд, да и деньги, которые ты рассчитывала получить на поездку, все равно в минимальном количестве.
– Лия, это же отбор в олимпийский резерв! – Сказал я. – как же так?
– Вот так, Влад. Не получится. – Ты выглядела очень расстроенной.
Я был категорически не согласен с этим. Я предложил свою помощь.
– Я отвезу тебя туда. – Сказал я.
Ты удивилась.
– Сейчас восемь вечера, на чем? – Поезд на Горск отбыл, автобус также.
– Поездом я не управляю, автобус тоже не достану. Но у меня есть что-то получше.
– Ты повезешь меня верхом на метле??? – Усмехнулась ты
– Верхом, но быстрее, чем на метле. Это будет Kawasaki. Если ты готова, собирайся, и вперед.
– Но Влад! Октябрь на дворе, холодно!
– Значит нужно одеться теплее. Особенно следует беречь колени.
Ты улыбнулась и кивнула.
Через час я был готов и ждал тебя у подъезда. Ты вышла, нерешительно подошла ко мне. Я протянул тебе шлем и надел на тебя сверху защиту корпуса. Она была тебе велика, но без нее я не позволил.
– Неудобно! – Ты возилась со шлемом и курткой.
Мы уселись на мотоцикл.
– А как мне держаться?
– Только за меня. – Ответил я.
Ты робко, нерешительно и аккуратно обвила меня своими руками, слегка схватив за куртку.
– Не бойся, обхватывай смелее, держаться следует изо всех сил.
– Нет, мне и так нормально. – Смущенно ответила ты.
Я завел мотор.
– Держись крепче!
Долго ли коротко, но через лесок я выехал на тракт и рванул. Ты, забыв стеснение, вцепилась в меня так крепко, почувствовав скорость, что от неожиданности я даже притормозил. Спросил, все ли в порядке. Ты ответила: «может быть», я рассмеялся, и мы понеслись в Горск.
Мне было очень приятно. Я не знал, что творится в твоей голове, но по твоим робким движениям, по подсознательно удерживаемой дистанции я понимал, что в твоей жизни еще не было мужчин, и этот физический контакт тебе неудобен. Ты прижималась сильнее, когда мы мчали с горы, и ты улыбалась – я чувствовал это спиной. Позднее ты крикнула, что у тебя окоченели руки, и я велел тебе засунуть их под мою куртку, так как перчаток ты взять не догадалась. Как они замёрзли, я почувствовал даже через свитер. Ты решительнее сжимала на мне свои ладони, и эти холодные руки твои были для меня в тот вечер главным призом.
