Вечером, за совместным семейным ужином, меня ждала стандартная сцена типичного фильма, где после секса, тайные любовники кладут друг другу руки на колени под столом. Анжела, сидя рядом, то и дело клала свою руку мне между ног. Я улыбался, в душе порицал себя за выбор партнерши, и как ни в чем не бывало, продолжал есть.
Ночью я закончил поэму и решил, что могу наведаться к Анжеле, с предложением продолжить эксперименты. Она была не против, словно ждала, и всю ночь мы колыхали жаркий воздух июня, тяжело дышали, не издавая ни звука. Под утро она учила меня различным премудростям.
Она уехала через неделю. Я не испытал ни малейшего эмоционального сдвига, разумом понимая цену нашим отношениям. Перед отъездом она была напряжена, расстроена и просила меня приехать в Екатеринбург, проведать ее. Я отказался, объяснив это тем, что она погрузится в излишнюю ко мне привязанность, что затем повлечет печаль. Она заплакала и ушла, хлопнув дверью. Я ошибся – она уже привязалась ко мне. Это слегка расстроило меня, но я понимал, что не желал продолжения нашей связи. В юности я был почти равнодушен к чужим бедам.
Я вспомнил про Шатова, которого нещадно, уже вторую неделю, заставлял ждать моего звонка или визита. Я пригласил его в рейд, и мы, оседлав наших монстров, рванули на Губаху. Там собиралась гей-тусовка Нила.
Нил обещал мне не пить водку, и я старался удерживать его от импульсных шагов. Он спросил меня, где я пропадал, и я рассказал все, включая поэму и Анжелу. Я бы смолчал, знай я, что за собой повлечет эта история. Нил мрачнел, лицо его компульсивно дергалось, потом он вскочил и ушел. Вернулся со стаканом водки и тут же, глядя мне в глаза, выпил ее. Я словесно укорил его за такой шаг и попробовал забрать спиртное, но он оттолкнул меня и ударил в грудь. Я был ошеломлен и потребовал объяснений.
– Ты идиот, Раскольников, ты идиот! – Крикнул он. – Вот, значит, как ты проницателен и умен!? Дурак ты!
Нил впервые в жизни кричал на меня, я растерялся и не знал, что делать. Я постарался успокоить его схватил за плечи, удерживая его от порывистых движений. Он ударил меня еще раз, – губы его дрожали, лицо передернула судорога, он сказал:
– Владик, я в тебя влюбился, я тебя люблю. Ты же видишь, я люблю парней. И я все это время люблю тебя, а ты идиот! Он выпил оставшуюся водку и сел прямо на землю.
Я подумал немного, затем сел рядом с другом.
–Нил, я замечал, но не верил себе. Ты не мог не понимать, что я далек от любви. Я не хотел ее между нами. Ты мне побратим, лучший друг. Ты отчасти даже мой воспитатель и лучший в мире пример. Но не любовник. Ты им не станешь. Не стоит обманывать себя.
Нил всплакнул, потом ушел. Я на некоторое время потерял его из вида, но вскоре обнаружил пьющим с ребятами у костра.
–Нил, прекрати пить! – Я вынул из его рук стопку и насильно увел в один из домиков базы отдыха. Там я заставил его принять душ и лечь в постель. Забавно. Места не хватало, и мы должны были делить с ним одну постель на двоих. Теперь же я не собирался в нее ложиться. Что было ранее возможно, теперь очень смущало. Нил спьяну снова плакал, попросил меня побыть с ним. Он долго говорил мне о своих чувствах, а потом уснул.
Я вышел на свежий воздух. Мне захотелось выпить, чтобы стряхнуть с себя вспыхнувшие внутри переживания. Я не хотел терять друга, и, однозначно, не испытывал к Шатову ровно никаких любовных чувств. Он был мне другом. Мое естество не отрицало гомосексуальной любви. Но то должна была быть любовь.
Я вспомнил, что в сумке Нила был виски. Я взял его и подошел к группе наших приятелей. Мы разговорились, и, отвлекшись на беседы о взаимоотношениях, я не заметил, как напился. Напился с непривычки так, что падал через каждые пять шагов. Ребята, нимало не сомневаясь, что мы с Шатовым пара, быстро помогли мне добраться до домика. Таким пьяным я был впервые в жизни. Мой организм не был готов к бутылке крепкого алкоголя, я не был натренирован так, как сейчас. Я попытался лечь подальше от Нила, но вместо этого упал с кровати, чем и разбудил его. Тот, будучи не менее пьяным, попытался помочь мне встать и забраться обратно в кровать, но тоже не смог. Мы долго смеялись, пока пытались укрыться одним одеялом, но оно было мне мало. Пришлось свернуться калачиком и занять почти всю постель. Я был так пьян, что в новом для меня брожении головы и шуме в ушах, слышал все словно издалека, как в фильме об ускользающем сознании. Я уже почти уснул, когда вдруг Нил поцеловал меня прямо в губы. Я попытался отстранить его от себя, но мое либидо подвело меня, я возбудился и через некоторое время осознал, что мы целуемся в постели, а он лежит сверху, пытаясь снять с меня одежду. Я собрался, осадил его и попросил прекратить. Затем я встал и попытался уйти из комнаты, но снова упал, потому что был слишком пьян. Он извинился и пообещал, что более не сделает этого. Попросил никуда не уходить. Я вернулся в постель, он лег на мое плечо, и мы уснули.
Я проснулся утром, когда Нил уже не спал. Он разглядывал мое лицо и улыбался.
–У нас что-то было? – спросил он.
–Нет, – рассмеялся я. – Почти нет.
–Как это?
– Ты пытался меня соблазнить, и мы целовались, на этом все закончилось. – ответил я. – Нил, я прошу тебя, не нужно больше так делать. Я был пьян. Я не желаю ничего между нами, кроме дружбы.
– Хорошо. – Покорно сказал мой друг. Он встал с постели – я видел, что он очень опечален. Вдруг на его лице появилось странное выражение растерянности. Он испуганно посмотрел на меня и схватился рукой за живот.
– Шатов, что такое? – Я привстал. Нил поменялся в лице, и вдруг внезапно мертвецки побледнел. Он вздрогнул и начал оседать вниз. Я бросился к нему и едва успел поймать его падающее тело. Он все еще испуганно смотрел на меня, не в силах вымолвить ни слова. «Приступ!» – испуганно мелькнуло в моей голове и я, схватив его на руки, выбежал на улицу. Я громко позвал на помощь, уложив его на траву. Попросил вызвать скорую. Ребята побежали искать машину.
Нил дрожал, его тело словно колотил ток, а затем он стал прерывисто задыхаться. Я, большой и сильный человек, поднял его, такого хрупкого и беззащитного, на руки и бросился к воротам выезда. Там стояли автомобили отдыхающих. С просьбами о помощи я подошел к одному из них, и тот согласился увезти нас в город.
Я держал Нила на руках, освобождая ему ворот левой рукой, а правой поддерживая голову. Он не мог вымолвить ни слова, из глаз текли слезы. Рукой он слабо хватал себя за карман, и я понял, что там что-то есть. Я достал оттуда нитроглицерин, быстро вынул одну таблетку и засунул ему под язык. Он смотрел на меня расширенными от боли и страха глазами, а я вдруг понял, что этот парень – моя родственная душа, единственный близкий мне по духу человек, потеряв которого я почувствовал бы сиротство и пустоту. Нил в то время был моим единственным другом.
– Держись, – сказал я ему. – Держись, и не думай ни о чем. Он слабо улыбнулся. Я засунул ему под язык еще одну таблетку нитроглицерина и обнял. Вскоре он задышал ровнее и слабо произнес:
