У Кеннита вырвался вздох раздраженного нетерпения. Он пошел к ней через огород, что было весьма непросто с его ногой и костылем, застревавшим во вскопанной земле:
– Матушка, это я, Кеннит. Твой сын.
Ее привычка осторожничать уже начала, как обычно, выводить его из себя. Он успел пересечь половину огорода, прежде чем она отважилась переступить порог. Он с неодобрением отметил, что она была босиком, да еще и одета в хлопчатую рубашку и штаны, точно какая-нибудь крестьянка. Прихваченные шпильками волосы были цвета золы. Она и в молодости-то стройностью не отличалась, а с годами попросту располнела. Вот у нее округлились глаза: она наконец узнала его. И устремилась ему навстречу самой неподобающей рысцой. Пришлось Кенниту вытерпеть удушающее объятие. Не говоря уж о том, что она расплакалась, еще не добежав до него. Она все указывала пальцем на его отсутствующую ногу, ахая и охая от горестного потрясения.
– Да, матушка, так уж оно получилось… Ну все, все, хватит! – Она продолжала со слезами хвататься за него, и в конце концов он твердо отстранил ее руки: – Хватит, матушка!
Много-много лет назад ей вырезали язык. Кеннит в этом постыдном деянии был совершенно неповинен и пролил по этому поводу немало искренних слез… однако по прошествии лет заподозрил, что все-таки не бывает худа без добра. Она до сих пор сохранила привычку без конца говорить -вернее, пытаться произносить нечто членораздельное, – но теперь Кенниту без труда удавалось направлять разговор, как он считал необходимым. Он просто сообщал ей: «Вижу, ты согласна со мной. Ну и хватит об этом».
Примерно как и теперь.
– Боюсь, надолго остаться у меня не получится, – сказал он ей. – Однако я тебе кое-что привез. – Он решительно развернул мать кругом и повел своих потрясенных спутников к уцелевшему домику. – В сундучке несколько мелких подарков, – продолжал он. – Цветочные семена, которые, как мне показалось, должны тебя позабавить. Пряности для кухни, немного материи, шпалера на стену… Так, знаешь, разные пустячки.
Они добрались до двери домика и вошли внутрь. Там было безукоризненно чисто – нигде ни пятнышка, ни пылинки. И голо. На столе разложены белые и гладкие сосновые досочки. Рядом с ними – краски и кисточки. Стало быть, она по-прежнему рисовала. Среди досочек виднелась ее вчерашняя работа – полевой цветок, запечатленный в мельчайших подробностях, очень правдоподобно. На огне кипел, булькая, котелок. Сквозь дверь в другую комнату была видна опрятно застланная постель… Всюду, куда ни бросал взгляд Кеннит, были приметы немудреной и спокойной жизни. Ей всегда нравилась умеренность и простота. Вот отец, тот был не таков. Он любил изобилие и разнообразие… Они с ней хорошо дополняли друг друга, зато теперь она казалась половиной былой личности…
Тут Кеннита посетила некая мысль, прорвавшаяся сквозь заслоны самообладания. Он обошел комнату кругом, потом ухватил за плечи Хромоножку и вытащил девушку вперед.
– Я много думал о тебе, матушка, – сказал он. – Вот. Это Хромоножка. С этого дня она будет твоей служанкой. Она не слишком сообразительна, но зато, кажется, опрятна и чистоплотна… Если же нет, я в свой следующий приезд ей голову оторву! – Его мать от ужаса вытаращила глаза, а несчастная увечная девушка рухнула на колени, бессвязно моля о пощаде. – Короче, для ее же блага как следует постарайтесь поладить! – добавил Кеннит почти ласково. Ему уже смертельно хотелось назад, на палубу своего корабля. Насколько там все было проще… Он указал на пленника.
– А это – капитан Хэвен. Поздоровайтесь, если охота, и сразу можете попрощаться. Он останется здесь, но тебе о нем особо заботиться не придется. Я намерен посадить его в старый винный погреб под особняком… Ты, Хромоножка, не забывай время от времени давать ему немножко еды и питья, хорошо? Ну, примерно так, как тебя кормили и поили на невольничьем корабле, поняла?… И это будет, по-моему, со всех сторон справедливо, не так ли?
Он ждал ответов, но все таращили на него глаза, как будто он внезапно свихнулся. Мать же вцепилась в передок своей рубашки и терзала пальцами ткань. Она выглядела очень расстроенной. Кеннит решил, что догадался о причине.
– Я, – сказал он, – дал слово, что ему будет сохранена жизнь. Потому-то я и настаиваю, чтобы вы поступали именно так, как я говорю. Я посажу его на цепь, а вам придется позаботиться о еде и питье. Поняли?
Мать что-то отчаянно и неразборчиво забормотала. Кеннит одобрительно кивнул:
– Да, да, я так и знал, что ты не будешь возражать. Так… Я ничего не забыл? – Он посмотрел на своих людей. – Ах да, конечно. Смотри, матушка, я еще и жреца тебе привез. Ты ведь любила жрецов! – Его взгляд сверлил Са'Адара. – Моя мать очень набожна, – сказал он ему. – Помолись ради нее. Или благослови.
У Са'Адара глаза полезли на лоб:
– Ты с ума сошел…
– Да прямо! И почему я это слышу о себе от людей всякий раз, когда что-то устраиваю по своему вкусу, а не по их?…-И он отмахнулся от жреца. – А вот эти двое, матушка, будут твоими соседями. Между прочим, у них на подходе ребеночек. Они мне сами сказали. Я уверен, тебе понравится общество малыша. А обоим его родителям не привыкать к тяжелой работе. Поэтому надеюсь, что к моему следующему приезду здесь все будет выглядеть повеселей теперешнего. Может, даже в особняк опять переедете!
Пожилая женщина так замотала головой, что из прически посыпались шпильки, в глазах проснулась какая-то застарелая боль. Открыв рот, она испустила срывающийся крик. При этом стал виден обрезанный язык, и Кеннит брезгливо отвел взгляд.
– Я понимаю, – поправился он. – Этот домик такой уютный. Может, тебе в нем действительно лучше… Однако это не значит, что мы должны сидеть сложа руки и смотреть, как разрушается особняк. – И он покосился на чету «расписных». – Можете выбрать себе один из домиков, какой приглянется. Это, кстати, и к жрецу относится. Только смотрите, чтобы он к нашему капитану близко не подходил. Я пообещал Уинтроу, что его папаша будет содержаться в надежном месте и в добром здравии, чтобы мальчику больше не надо было ни беспокоиться о нем, ни дела с ним иметь…
Тогда-то Кайл Хэвен впервые подал голос. Когда он услышал о своей предполагаемой участи, у него на некоторое время отвисла челюсть, он задохнулся, но потом все же вобрал в себя воздух и яростно взревел:
– Так это Уинтроу все подстроил? Мой сын сделал это со мной? – Синие глаза лезли из орбит от оскорбленного чувства и праведной ненависти. – Я знал!… Знал с самого начала! Ах он змееныш подколодный! Ах он вонючий щенок…
Мать Кеннита так и отшатнулась от него прочь. Кеннит поморщился и наотмашь, этак небрежно влепил Хэвену по губам. Даже будучи вынужден опираться на костыль, он нанес такой удар, что пленник шатнулся назад.
– Ты расстраиваешь мою матушку, – заметил он спокойно. – Самое время определить тебя по назначению. Пошли. Вы двое, ведите его! – Это относилось к двоим «расписным». Обернувшись к девушке, он приказал: – А ты поесть приготовь. Матушка покажет тебе, где припасы… Ты, жрец, останешься здесь. Можешь молиться или… А в общем, делай, что матушка тебе прикажет.
