Он стоял столбом, неподвижно глядя на нее, и она запоздало подумала, что попусту сотрясает воздух. Глупо надеяться – он не услышит ее. Он старик. Ему уже не перемениться.
Тут на пороге наконец-то появился слуга. Он что-то дожевывал, его подбородок лоснился от жира. Он было шагнул поддержать хозяина под руку, но тотчас отпрянул, ахнув с нескрываемым отвращением:
– Да ты весь в чем-то измазан!
– А ты – никчемный лентяй! – зарычала на него Альтия. – Вместо того чтобы брюхо набивать в отсутствие господина, давай-ка, веди его в дом и позаботься о нем хорошенько! Пошевеливайся, мешок!
Ее свирепый приказной тон произвел должное впечатление. Слуга осторожно протянул руку хозяину, и Давад медленно заковылял к дому.
Пройдя несколько шагов, он остановился. И проговорил, не оборачиваясь:
– Возьми лошадь в моей конюшне, доедешь на ней домой. Мне послать с тобой человека?
– Нет. Спасибо. Не надо.
«И вообще ничего мне от тебя больше не надо…» Давад кивнул. И добавил что-то так тихо, что Альтия переспросила:
– Ты мне что-то сказал?
Давад кашлянул, прочищая горло:
– Тогда возьмешь мальчишку. Слышишь, конюх? Пойдешь с госпожой. – Тяжело перевел дух и все-таки выговорил: – Ты больше не раб.
И ушел в дом, по-прежнему не оборачиваясь.
У нее имелся его миниатюрный портрет…
Она уговорила его позировать художнику вскоре после того, как они поженились. Он сперва заявил, что это глупая причуда, но она была его невестой, так что в конце концов он сдался. Позировать ему, правда, ужас как не хотелось, а Паппас был слишком честным мастером для того, чтобы не заметить этого или не отобразить на картине. Поэтому в глазах нарисованного Кайла так и запечатлелось нетерпение, а между бровями залегла раздраженная складка. И вот теперь, когда Кефрия разглядывала его портрет, он с него смотрел на нее точно как в жизни. То есть нетерпеливо и раздраженно.
Кефрия пыталась отрешиться от обид и разыскать в своем сердце источник прежней любви к нему. Он ведь был ее мужем. Отцом ее детей. Единственным в ее жизни мужчиной… Увы – сказать, что она любит его, значило бы покривить душой. Вот ведь странно. Она скучала по нему и очень хотела, чтобы он вернулся. И его чудесное возвращение означало бы для нее только спасение фамильного корабля и сына, Уинтроу. Нет, ей нужен был сам Кайл. «Бывает, значит, и так, – думалось ей, – что присутствие рядом сильного человека, на которого можно опереться, оказывается важнее любви…»
А еще ей необходимо было прояснить кое-что в их отношениях. За те месяцы, пока он отсутствовал дома, Кефрия обнаружила: ей есть что сказать ему. Она решила, что принудит его считаться с собой. Так же, как заставила себя уважать мать и сестру. И незачем ему исчезать из ее жизни прежде, чем она добьется от него уважения. Ведь, если этого так и не произойдет, она до гробовой доски будет гадать – а была ли она в самом деле достойна, чтобы он ее уважал?
Кефрия закрыла футлярчик, в котором хранилась миниатюра, и водворила его обратно на полку. Ей смертельно хотелось спать, но она не желала ложиться, пока Альтия не вернется благополучно домой. Что она на самом деле чувствовала к сестре? Если начинать разбираться, получалось, что с Альтией у нее было примерно как с мужем. Каждый раз, когда ей начинало казаться, будто в их отношениях понемногу восстанавливалась былая родственная близость, неизменно оказывалось, что Альтия по-прежнему тянет одеяло на себя. Вот и сегодня на собрании она высказалась с полной определенностью. Ее волновала только судьба корабля, но никак не участь Кайла или Уинтроу. Она хотела вернуть «Проказницу» в Удачный, с тем чтобы оспорить у Кефрии право владения ею. И все!
Покинув спальню, она отправилась тихо бродить по дому, точно бесплотный дух. Заглянула в комнату Сельдена… Сынишка крепко спал, думать не думая о тяготах, навалившихся на его семью. Подойдя к двери Малты, Кефрия легонько постучала. Ответа не последовало. Малта, наверное, тоже спала – тем здоровым и крепким сном, что присущ только детству. Как хорошо она вела себя сегодня на собрании! И пока ехали домой, она не только ни словом не обмолвилась о едва не случившейся потасовке, но, наоборот, еще и успокоила Грэйга Тениру, заняв его непринужденной беседой. Девочка определенно взрослела.
Кефрия спустилась вниз по ступенькам, зная, что найдет мать в кабинете отца. Роника Вестрит тоже ни за что не заснет, пока не вернется младшая дочь. И коли уж им предстояло бодрствовать – почему не полуночничать вместе?
Пересекая прихожую, Кефрия услышала тихие шаги на крыльце. «Это, должно быть, Альтия», – решила она. И раздраженно нахмурилась, услышав стук в дверь: «Могла бы и кухонной дверью воспользоваться, там ведь не заперто…»
– Я открою! – прокричала Кефрия матери. И пошла отпирать тяжелую парадную дверь.
На пороге стоял Брэшен Трелл! И с ним та самая резчица!
Брэшен был одет так же, как и прошлый раз. Кефрия сразу заметила, что глаза у него в кровяных прожилках. Резчица выглядела очень собранной. Выражение лица у нее было дружелюбное, но извиняться за то, что явилась в столь поздний час, она, похоже не собиралась. Кефрия молча смотрела на нежданных гостей. «Нет, это уже ни в какие ворота не пролезает! До какой степени огрубел Брэшен! Вот так прийти посреди ночи… не предупредив… Да еще и эту приезжую с собой привести!»
– Да?…-спросила она наконец.
Не очень гостеприимно, но Брэшен не обратил на ее сдержанность никакого внимания.
– Мне надо со всеми вами переговорить, – заявил он без предисловий.
– О чем?…
– О том, как вызволить ваш корабль и вернуть твоего мужа, – проговорил он быстро. – Мы с Янтарь… мы думаем… нам кажется, мы знаем, как это можно устроить!
Он кивнул на свою спутницу, и Кефрия при этом заметила, что лицо у него блестит от пота. И это при том, что ночь стояла свежая и прохладная. Все вместе – лихорадочный блеск в глазах, торопливая речь – вызывало тревогу.
– Кефрия! – окрикнула мать с другого конца коридора. – Это Альтия пришла?
– Нет, мама, это Брэшен Трелл и… э-э-э… Янтарь, резчица по дереву.
Эта новость заставила Ронику со всех ног поспешить к двери. Она, как и Кефрия, была облачена в халат поверх ночной рубашки. Она уже распустила прическу. Длинные седеющие пряди обрамляли лицо, делая его измученным и старым. Даже у Брэшена хватило остатков воспитания, чтобы несколько смутиться.
– Да, я понимаю, час поздний, – принялся он поспешно оправдываться. – Но мы с Янтарь как раз соорудили план, который, если дело выгорит…-Он прямо смотрел Кефрии в глаза. Ему понадобилось усилие, чтобы сказать ей: – Честно, я думаю, что для нас это единственная возможность вернуть домой твоего мужа, сына и корабль.
– Что-то не припоминаю, чтобы ты когда-либо питал теплые чувства к моему мужу или хоть уважал его, – чопорно ответила Кефрия. Будь Брэшен Трелл здесь один, она отнеслась бы к нему поласковее. Но эта его спутница… От нее у Кефрии попросту волосы поднимались дыбом. Слишком много о ней рассказывали… всякого разного. И очень странного. «И вообще неизвестно, чего эти двое на самом деле хотят, но выгоду они, скорее всего, преследуют только свою…»
