– «Одно из различий между злом и добром состоит в том, что добро может выносить присутствие зла, но при этом преобладать. Зло же, напротив, всегда бесповоротно побеждается добром…»
Кеннит снисходительно улыбнулся и покачал головой.
– Уинтроу, Уинтроу! Да подумай же сам, что ты несешь. Какое такое недоношенное добро станет выносить присутствие зла и позволит ему дальше творить свое темное дело? Только такое добро, которое готово на уступки ради своего собственного благополучия, а значит, постепенно перерождается, превращаясь в самодовольство, на все взирающее сквозь пальцы… По-твоему, мы должны отвернуться от скопища несчастий в трюме этого корабля, сказав себе: «Ладно, все мы тут – свободные люди, мы можем сделать то-то и то-то, а дальше пускай они сами о себе позаботятся?…» Тебя что, в твоем монастыре научили таким рассуждениям?
– Да я же совсем не о том! – возмутился Уинтроу. – Добро терпит зло, как прочный камень терпит дождь. Оно не мирится с ним, оно просто…
– Дело, похоже, сделано, – спокойно перебил Кеннит.
Через борт «Заплатки» в воду сыпались тела. Им навстречу из пучины не поднялось ни одного змея. Корабль капитана Эвери всегда бы опрятен и быстр, то есть внимания чудищ отнюдь не притягивал. Флаг «Заплатки» уже был сорван, и ему на замену поднялся красно-черный флаг Ворона. С трюмных люков уже сбивали замки, на палубу понемногу выбирались рабы… Кеннит оглянулся через плечо:
– Этта! Распорядись, чтобы шлюпку спустили. Хочу сам поехать и удостовериться, что за добыча нам подвернулась! – И повернулся к Уинтроу: – Не хочешь прогуляться со мной, паренек? Быть может, ты что-то поймешь, когда увидишь благодарность спасенных. Глядишь, и переменишь свое мнение о нашем промысле!
Уинтроу медленно покачал головой.
Кеннит рассмеялся. И произнес совсем другим голосом:
– Тем не менее ты поедешь со мной, так что давай шевелись, не спи на ходу. Хочешь ты или нет, но этот урок я тебе преподам!
Про себя Уинтроу крепко подозревал: в действительности пират попросту не хотел дать ему возможность переговорить с Проказницей наедине обо всем, чему они только что стали свидетелями. Пусть она лучше размышляет над тем, что сказал по поводу захвата «Заплатки» он сам. Уинтроу стиснул зубы, но повиновался приказу. Он знал, что способен выдержать это…
К его немалому изумлению, Кеннит приобнял его за плечи. И даже оперся на него при ходьбе. И проговорил вполне дружелюбно:
– Учись красиво проигрывать, Уинтроу. Ибо на самом деле ты не проигрываешь. То, что я намерен тебе преподать, лишь обогатит тебя…-И на устах Кеннита возникла довольно странная усмешка, когда он добавил: – А я еще очень многое собираюсь тебе преподать…
Чуть позже, уже сидя с ним в шлюпке, увлекаемой ударами весел по направлению к «Заплатке», Кеннит наклонился к самому уху Уинтроу:
– Мальчик мой, ты сравнивал добро с камнем, спокойно терпящим дождь. Но учти: капля точит камень, а дождь – и подавно. И никакого стыда для камня в том нет.
Он похлопал Уинтроу по плечу и выпрямился на своей банке. Сияя от удовольствия, смотрел он на взятую добычу, покачивавшуюся на искристой поверхности воды.
Альтия спешила через леса, куда выходила тыльная сторона ее дома, чтобы затем спуститься по скалам, и все это время порывистый ветер доносил до нее разрозненные звуки свирели. Они с Брэшеном и Янтарь сговорились встретиться в полдень возле «Совершенного», вытащенного на сушу. Вот тогда-то все вместе они и сообщат ему новости. Беспокойство ощущалось как тяжелый ком в животе, мешавший дышать: как-то примет их слова Совершенный?… Она снова прислушалась к звукам свирели. Нет, это была не вполне музыка. Кто-то словно бы пробовал, получится ли что. Может, ребенок заигрался на берегу?
Альтия не сообразила, что, судя по силе и глубине звука, свирель была весьма велика. Поэтому вид слепого изваяния, увлеченно возившегося с пастушеским инструментом – только но размеру гораздо больше обычного, – застал ее врасплох. Между тем Совершенный был полностью поглощен своим занятием, и это удивительным образом изменило его лицо. Исчезли вечные морщины со лба, и даже плечи больше не были так воинственно напряжены. То есть ничего общего с тем пугливым и подозрительным кораблем, с которым она подружилась когда-то. Совсем другая личность… Альтия испытала даже мгновение ревности к Янтарь, сумевшей так разительно переменить его.
Было очевидно, что и громадную свирель изготовила тоже она. Альтия только головой покачала, неожиданно осознав собственный промах. Сколько лет она знала Совершенного, но так и не додумалась сделать ему подарок вроде тех, которыми его баловала Янтарь. А вот резчица снабдила его игрушками и забавами, чтобы было чем занять и руки, и разум. Альтия, годами дружившая с ним, неизменно видела в нем лишь живой корабль-неудачник. Да, она любила его и относилась к нему как к личности, а не как к вещи. Но в глубине души хранила о нем вполне определенное мнение. Для нее он был кораблем, обманувшим людское доверие, опасной посудиной, которой больше нечего делать в море. Янтарь же сумела достучаться до той части его существа, которую составлял славный, хотя и покалеченный жизнью мальчишка.
Вот и вся разница между Совершенным прежним и нынешним.
Подойдя ближе, Альтия испытала некоторую нерешительность. Корабль, занятый свирелью, явно блаженствовал и ее присутствия не замечал. Искусные мастера изначально сотворили носовое изваяние в виде могучего бородатого воина с суровым лицом. Потом чья-то жестокая рука изрубила ему лицо топором, уничтожив глаза. Так вот, несмотря на увечье, несмотря на лохматую бороду и волосы, по-прежнему торчавшие дыбом, в его лице – или в том, что от лица осталось, – явственно просматривалось нечто мальчишеское. И Альтия замедлила шаг.
Она пришла сюда, чтобы вместе с Брэшеном и Янтарь убедить его снова взяться за дело, которое он некогда столь блистательно провалил. Она собиралась отнять у него этот солнечный полдень и возможность побыть мальчишкой, играющим на свирели. Она попросит его предпринять то, чего он больше всего на свете боялся. Что с ним сделается от такой просьбы?… Впервые с того мгновения, как Брэшен изложил свой план, Альтия как следует задумалась, как все это может сказаться на Совершенном. Но потом она подумала о Проказнице, и эта мысль укрепила ее сердце. Он ведь был как-никак живым кораблем, созданным, чтобы ходить в море. И, если она сумеет вернуть ему море, не будет ли это величайшей забавой, далеко превосходящей игрушки Янтарь?…
Думать о том, что будет с ними со всеми, если он опять оплошает, Альтия себе попросту запретила.
Потом она унюхала запах костерка, на котором что-то готовилось. Стояло лето, погода держалась теплая, и Янтарь в основном готовила здесь, на берегу. А еще она неплохо потрудилась внутри «Совершенного», весьма многое изменив. Кое-что заслужило одобрение Альтии, кое-что привело ее в ужас. Капитанская каюта теперь сияла и переливалась навощенным полированным деревом. Медь и позеленевшая латунь снова сверкали. Разбитые шкафчики, сорванные петли – все было любовно и тщательно восстановлено. Каюта тонко благоухала олифой, скипидаром и воском. По вечерам, когда Янтарь зажигала внутри фонарь, внутренность каюты казалась сотворенной из меда и золота.
